Символ: Мсье Как Все

Что же, в конца концов, отличает "звезду" от других актеров, чей замечательный талант общепризнан, но тем не менее они не стали "звездами"? Ими восхищаются, пока видят на сцене, на экране, и тут же забывают. Правда, случается и обратное: успех иных, совершенно бесталанных идолов молодежи, потрясает. Но в большинстве случаев они - продукт вознесшей их рекламы, и через несколько лет их имя будет предано забвению. (Впрочем, они не сумели бы вознестись, если бы не отвечали какой-то потребности, подлинной или мнимой.) Настоящая "звезда", та, что держится на кинематографическом небосклоне годами, должна обладать и тем, что называют талантом (то есть в совершенстве овладеть своей, специфической профессией).

"Звезда" должна представлять собой фигуру типическую, отвечающую чаяниям большого числа людей, коллективной потребности. Должна быть символом, достаточно легким для восприятия... Так, вполне понятно, что американской суперзвездой в течение многих лет была Мерилин Монро. В американском обществе, где женщины утратили свое "вечно женственное" начало (со всеми его недостатками, которые можно высмеивать, но нельзя забывать при этом, что в итоге большинство мужчин оно устраивает), Мерилин Монро символизировала именно его. Точно так же Жерар Филип был одной из "звезд" французского послевоенного кино потому, что отвечал чаяниям миллионов мужчин и женщин, тяготевших к романтике, которая не изжила себя и по сей день. Некрасивый, угловатый, резкий, ироничный и все же весьма самоуверенный, Жан-Поль Бельмондо - новый вариант той же романтики, которая отказывается признавать себя романтикой и устраивает молодежь, да не только тех, кто при всей своей тяге к ней прикрывается напускным равнодушием. Отсюда легко доказать, что каждая популярная звезда отвечает неосознанным, но вполне определенным чаяниям. Доказать, что в данной стране на данный отрезок времени этим чаяниям отвечает один-единственный актер - тот, кто обладает наибольшим талантом. И что каждому отрезку времени соответствуют кинозвезды определенного типа, чему нередко поражаются последующие поколения. Достаточно вспомнить Рудольфа Валентино. Кинозвезды, появившиеся в данной стране и в данный отрезок времени, могут являться ценным пособием для изучения чаяний и эстетических вкусов широких масс данной страны в данный отрезок времени.

Что же касается Бурвиля, который вот уже без малого двадцать пять лет удовлетворяет потребности самой широкой публики, то трудно одной фразой выразить все, что он представляет собой, каким потребностям отвечает. Прежде всего следует отметить, что он не "звезда", в буквальном смысле слова - тот, кого преследует исступленная толпа, стоит ему появиться на улице. На мой взгляд, характерно другое: человек, с которым он даже незнаком, окликает его, осведомляется о здоровье, советует не надрываться (так оно и есть!). Он не "звезда" и в том смысле, что им не восхищаются, разинув рот, как статуей, стоящей на пьедестале.

Попытаемся набросать схематический портрет Бурвиля-актера по его кинематографическим ролям в драматическом жанре - тут легче опустить детали, мешающие обобщать. Прежде всего бросается в глаза, что в нем отсутствует. Как правило, он играет роль мужчины - не красавца, не очень умного, не добившегося в жизни ничего особенного, не пережившего ничего необыкновенного. Ясно, каким окажется этот "негативный" портрет после проявления - портретом рядового человека, Мсье Как Все. Как вы или как ваш муж. И это не только потому, что он часто создает образы простых людей. Хотя он и в самом деле часто появляется на экране в роли носильщика, учителя или повара, ему случается играть также следователя или аристократа, но при этом ничего не меняется. Даже когда он играет следователя, вы, механик, могли бы признать в нем брата, получившего образование, но оставшегося вам родным и близким. Бурвиль с самого начала предлагает Мсье и Мадам Как Все, составляющим его публику, их собственное отражение, их портрет. Портрет, наиболее ярко выраженные черты которого составляют типичный облик рядового француза послевоенного времени.

Бурвиль реалист. Унаследовав богатейший жизненный опыт, он не верит в рождественского деда. Его герой достаточно здраво оценивает свое положение и его возможности: родившись в Обервиллье^*, он не увидел бы для себя больших шансов стать хозяином квартиры в Отей^**, но будет стремиться приобрести квартирку со всеми удобствами - телевизором и ванной. В любви он тоже заранее понимает, что неземные всепожирающие страсти - роскошь, предназначенная другим, но он мечтает о браке с миловидной и неглупой девушкой, хорошей хозяйкой, которая не станет транжирить деньги, заработанные им нелегким трудом, и постарается сберечь их счастье любой ценой...

^* (Рабочий квартал Парижа.)

^** (Аристократический квартал Парижа.)

Отец и дед этого среднего француза вели героическую борьбу на баррикадах, случалось, терпели поражение в революциях, случалось, и добивались больших социальных завоеваний. Все это он прекрасно понимает. Кое-кто упрекает его в том, что он обуржуазился, так как, не брезгуя, пользуется теми материальными благами, которые добыты благодаря этим социальным завоеваниям, предпочитая их закреплять, вместо того чтобы участвовать в красивых, но бесперспективных авантюрах, рождающих много героев, блестящие поражения и отличные фильмы, где их оплакивают посмертно. Но, не будучи героем, он не является ни побежденным, ни нытиком, ни отчаявшимся. Его жизнь и в самом деле не похожа на жизнь деда, который существовал одним - работой, чтобы есть, ел, чтобы иметь силы для работы, и так до самой смерти оставался вьючным животным. Подобная жизнь рождает бунт, даже если ему суждено быть подавленным, потому что лучше поставить все на карту, нежели продолжать. Отказался ли он от борьбы? Нет, конечно. Но у него есть возможности вести ее на реалистической основе, то есть взвешивая, что он может приобрести, не теряя того, чем уже владеет. В конце концов, если его тоже эксплуатируют, то уже не так беспардонно. Он стал почти полноправным членом общества. К тому же у него обостренное чувство собственного достоинства, и он не желает возбуждать жалость. Например, он не согласился бы отождествлять себя с Шарло немого периода, чья нелепая фигура, обряженная в лохмотья, одиноко маячила на дороге, ведущей в Никуда. Он - Бурвиль, заслуживающий уважения даже в роли браконьера Ноэля Фортюна. Вот его образ он отождествляет с собой. Он соответствует его личному видению мира, его личной оценке жизни и всех ее радостей (утратой которых по-прежнему угрожают ему превратности судьбы), например, когда после плотного вкусного ужина он опять усаживается перед телевизором и, любуясь хорошо одетыми женой и детьми, может сказать, что все-таки "жизнь удалась". Этот образ устраивает Бурвиля еще и тем, что он - типичный портрет славного, добропорядочного человека, каким он старается быть сам и каким почти неизменно бывает. Следовательно, Бурвиль дает среднему человеку (а из них и состоит его публика) прежде всего свой собственный, верный оригиналу портрет. Но верности оригиналу недостаточно ни в одном виде искусства. Для него всегда необходим отход от изображаемой реальности, можно сказать даже, что оно (искусство) творит себя в таком отходе. Это относится и к фильму Д.-У. Гриффита "Две сиротки", и к пьесам Ионеско, и к фотографиям художника-любителя, и к живописи Пикассо. Важно, как "творец" (художник, драматург или в данном случае актер) подходит к этой реальности и в какой манере передает ее. Один и тот же образ маленького человека может быть подан и как бравый солдат Швейк, и как селиновский Удар^*. И неизвестно еще, кто из них наиболее реалистичен. Можно дать негативный портрет француза во время отпуска (отдыхающий в "оплаченном отпуску" на Лазурном берегу, он стал постоянным объектом буржуазной сатиры), а можно посмеяться над "Разиней". Итак, все зависит от взгляда творца на свою модель.

^* (Герой романа Л. Селина "Путешествие на край ночи".)

Взгляд Бурвиля добродушен...

Бурвиль - реалист, он не только не маскирует недостатки своего персонажа, но даже в силу своего комического амплуа делает его объектом добродушных насмешек. Но об этом мы говорили уже в связи с типажом дуралея, с которым он дебютировал. Так, как если бы, наблюдая и критикуя среднего человека, он пришел к выводу (и такой вывод проскальзывает в его игре): да, он посредственность, не бог знает как смел, не больно хитер и немножко эгоистичен, но присмотритесь к нему, и вы убедитесь, что человек он вполне терпимый, его можно любить и уважать.

Таков Мартен в фильме "Через Париж", принесший ему на фестивале в Венеции Кубок Вольпи - премию за лучшее исполнение мужской роли. Сюжет фильма - экранизации рассказа Марселя Эме - общеизвестен: во время оккупации бывший носильщик за отсутствием пассажиров с чемоданами занимается переноской товаров с черного рынка - жить-то ведь надо! Однажды, оказавшись без напарника, он взял себе на подмогу незнакомого человека, с которым познакомился в ресторане. Как выясняется, Гранжиль - довольно известный художник, интеллигент, согласившийся принять участие в подобной авантюре забавы ради. И вот двум нашим героям надо перенести разрубленную свиную тушу с одного конца Парижа, в ту пору полного ловушек, в другой - ночью, под покровом темноты. Это смелое предприятие и составляет содержание фильма до того момента, когда обоих героев арестуют немцы. Но художника Гранжиля узнал немецкий офицер, и его отпускают, а Мартена увозят в фургоне в легко угадываемом направлении. Фильм заканчивается мимолетной встречей, уже после войны, Мартена, вернувшегося к своей профессии носильщика, с Гранжилем, нанявшим его нести чемодан. Рассказ Эме - предлог для размышлений о Париже и людях в условиях оккупации. Фильм достаточно содержателен и дает материал для анализа в разных аспектах. Нас же интересует сопоставление двух персонажей: Гранжиля - крупного художника, интеллигента, человека, отвечающего идеалу добропорядочности, и Мартена - неплохого парня, но не дотягивающего даже до оценки "средний человек".. Он лишен всякого обаяния. Он человечишко и не всегда на высоте положения в трудных условиях тех лет, трусоват - во всяком случае, геройства в нем ни на грош, он борется как может за то, чтобы выжить (и одно это уже нечто...). Высшая цель Мартена: поесть самому и прокормить любимую женщину, которая не приходит в большой восторг, когда он угощает ее почками. Да, его мораль не высока и едва ли удовлетворит тех, кто считает народ непогрешимым... В те годы жили участники Сопротивления, мужчины и женщины - одну из них мы встретим в фильме. Но Мартен не из их числа, Похоже, он даже не очень разбирается, что и зачем делают эти люди. Нельзя утверждать, но не исключено, что Гранжиль тоже участник Сопротивления. Столкнувшись с немецким офицером, он ведет себя смело и с достоинством не в пример Мартену, который при аресте совершенно теряет голову. Да, если судить здраво, Гранжиль - лицо, куда более положительное, чем Мартен, и все же мы больше симпатизируем Мартену, и не только потому, что к этому принуждает нас сюжет, но и потому, что Бурвиль рисует образ этого "жалкого типа" во всей его сложной правде и в результате тот перестает быть жалким. Комбинатор, трусишка, скандалист, врун, посредственность до мозга костей, раб своей никчемной судьбы, он тем не менее наследник огромного жизненного опыта, накопленного многими поколениями французов. У него есть моральные устои, пусть весьма примитивные (эксплуатирующий его мясник - подонок, но уговор дороже денег, и он отказывается воровать свинину, на что его подбивает Гранжиль); он здраво подходит к жизни (что станется с ним, если он украдет свинину? Тогда ему носильщиком уже не бывать); он щедр, хотя и в меру (бедняк должен прежде всего думать о себе, это не исключает проявления чувств, но и удерживает от широких жестов); он нежно относится к своей подружке, немного крикливой, какими бывают женщины из простонародья, замученные тяжкой жизнью, но которую он все же любит и ужасно боится, чтобы она его не бросила. Таков Мартен - человек из народа. Разве не это выражает Гранжиль в превосходной сцене в бистро, когда, выведенный из себя, он громит всех и вся... Он разбушевался не только из-за отказа хозяина бистро дать ему выпить, сославшись на то, что день был "сухим" (то есть продажа вина запрещалась), а еще больше из-за того, что покорность закону оккупации для него - символ покорности вообще, покорности, проявляемой бесцветными, заурядными, напуганными завсегдатаями бистро, солидаризирующимися с его хозяином. Ну конечно же, я и сама предпочитаю потемкинцев, они - настоящие пролетарии. Но когда Гранжиль обзывает этих людей трусами и кричит: "Жалкие голодранцы, вас еще не тошнит от кровяной колбасы?" - молчание клиентов, столпившихся перед ним, пронзительнее крика - оно выражает протест масс против априорного суждения о них человека, который не смеет их судить. Вот Мартену - можно, как можно Бурвилю. Он один из нас, он солидарен с нами - вот что чувствуют зрители. И его суждение опирается не на абстрактные идеалы, не на отвлеченные идеи, оспариваемые на протяжении всего фильма. Он рисует нам человека из народа, который в реальной жизни начисто лишен приписываемых ему необычайных качеств и совершенно не отвечает ожиданиям всех, кто с легкостью упрекает его в том, что ему далеко до совершенства. Трудно сказать, что именно в Мартене спасает его от презрения, которое он мог бы нам внушать. По-видимому, обыкновенные человеческие достоинства, скрытые от глаз, не имеющие названия; но взгляд или жест раскрывают их лучше слов.

Бурвиль показывает нам эти человеческие качества, не всегда соответствующие ходячим идеалам, с подлинной трезвостью, которая не обязательно изничтожает объект. Помогает нам увидеть, например, что буржуазному интеллигенту Гранжилю намного легче обладать храбростью и "идеями", нежели парню, от рождения вынужденному решать вечную проблему - как прокормиться, как прожить. Он раскрывает нам глаза на человеческие достоинства, которые котируются низко, так как идут от сердца, а не от ума. Или приобщает нас к старой, как мир, мудрости: люди должны быть людьми, как это ни трудно... Бурвиль, реально оценивая среднего человека, возвращает подлинную цену его достоинствам. Он совершает переоценку, которая, впрочем, совпадает с объективным процессом социальной переоценки народных масс за последние десятилетия в стране, где самый скромный чернорабочий, хотя его и эксплуатируют по-прежнему, уже не считается в обществе "жалким типом". И он требует, чтобы его уже больше таким не изображали.