Актер на киносъемке

Вкратце коснувшись некоторых вопросов работы актера в кино, - тех технических требований, которые предъявляет ему кинематография, той помощи, которую оказывают ему операторы, - хочу перейти к самому съемочному процессу, попытаться обрисовать работу актера на киностудии, в течение киносъемки.

В предшествующих главах, затрагивая те или иные вопросы, я старался осветить их различнейшими примерами из моей практики.

В данном случае полагаю лучше ограничиться одним, но по возможности широко, всесторонне рассмотренным примером, и с этой целью остановиться на съемках центрального эпизода роли Владимира Васильевича Стасова в фильме "Мусоргский".

Кульминационный момент роли - речь В. В. Стасова на суде. Великий критик-демократ, обвиненный в "оскорблении" группы критиков-космополитов, хулителей русского реалистического искусства, великолепно использует затеянный против него процесс и из обвиняемого превращается в обвинителя. В своей страстной, исполненной сарказма речи он гневно обрушивается на "западников", космополитов своего времени, горячо говорит о народности русского искусства, о его высоком назначении, о его светлом будущем. Для характеристики В. В. Стасова его речь в суде приобретает решающее значение.

Съемки сцены суда должны были начаться со дня на день, но по техническим причинам уже дважды переносились на другие сроки. Наконец мне позвонили из студии "Ленфильм" и, предупредив, что съемки назначены на десять часов утра следующего дня, попросили быть в костюмерной и гримерной за два часа до их начала.

Как актер, я предвкушал удовольствие от съемок этих кадров, в которых можно было выявить страстную натуру Стасова, его темперамент критика-публициста, его могучую веру в передовые силы русского демократического искусства, в его глубокую народность. Сцена в суде была подробно разобрана в предварительных беседах с постановщиком фильма, а затем самостоятельно разработана мною и даже ритмически размечена по отдельным кускам. Теперь наступало время, когда предстояло претворить в действие все, что было накоплено в течение предварительной подготовки.

Взяв сценарий, я внимательно перечел сцену в суде, возродил в своем воображении величавый, несколько массивный облик Стасова, его широкий сюртук, пышную копну волос, густую бороду, его внушительную осанку, глубокий грудной голос и страстную внутреннюю убежденность речи, а затем еще раз повторил про себя полный текст всего эпизода, в котором мне предстояло сниматься.

Перечитывая сценарий, я вспомнил, что один из моих приятелей давно высказывал желание побывать на какой-либо киносъемке.

Как раз недавно я рассказывал ему о съемках "Мусоргского", показывая фотографии отдельных съемочных моментов тех кадров, в которых действовал В. В. Стасов. Но все это были сцены камерные, "сольные": Стасов в рабочем кабинете у книжной полки, Стасов за письменным столом, с лупой в руках, за чтением древних рукописей.

Предстоящая съемка казалась мне значительно интереснее с точки зрения ознакомления с работой актера на киностудии, - и я созвонился со своим приятелем. Он находился в отпуску, с большой охотой согласился сопутствовать мне, и мы условились встретиться в восемь утра на Кировском проспекте, у входа на киностудию "Ленфильм".

Мой приятель был инженером-конструктором, но сблизились мы на охоте и рыбной ловле, которым я посвящаю свои краткие досуги. Охота и рыбная ловля связаны с живописными местами природы, и, отдаваясь своему увлечению, я наслаждаюсь полным физическим и моральным отдыхом, тем самым накапливая силы для актерской работы. В эти счастливые, хотя и редкие часы я встречаюсь с самыми различными людьми - с рабочими и студентами, с инженерами и педагогами, с писателями и врачами, со спортсменами и служащими, - страстными охотниками и рыболовами. Общность интересов содействует сближению, и на этой почве у меня сложились приятельские отношения с инженером-конструктором, который с первой же встречи привлек внимание метким выстрелом "навскидку", находчивостью и техникой стрелка, а на рыбной ловле - красивым и ловким "забросом" спиннинга в то самое место, где только что "взметнулась" рыба. Встречаясь на рыбной ловле, мы неоднократно увлеченно беседовали об искусстве, о работе актера в театре и в кино, и мой приятель не раз просил дать ему возможность более подробно ознакомиться с процессом киносъемки.

Мы встретились в условленный час, я достал своему приятелю пропуск, и мы прошли в гримерную. Ровно в десять часов я был одет и загримирован и пригласил своего гостя, терпеливо сидевшего возле меня, спуститься в павильон. У входа в павильон, беседуя со своим ассистентом, стоял постановщик фильма Г. Л. Рошаль.

Григорий Львович Рошаль всегда относится к актеру с подкупающим доверием, окружает его особенно внимательным, бережным отношением. Ему удается распознавать, предугадывать не выявленные возможности актера, правильно направлять его по новым творческим путям. Актер чувствует, насколько верит в него режиссер, и легко входит в должное творческое состояние. Сочетая глубокое, можно сказать, всестороннее знание темы, над которой он работает, с богатой творческой фантазией, Г. Л. Рошаль подсказывает актеру ясные и убедительные мотивировки, раскрывает перед ним сущность, природу поступков его героя.

Съемка одного из эпизодов фильма 'Мусоргский'. 1950 г. В. В. Стасов - Н. К. Черкасов

Если творческий успех режиссера, как я отмечал, неразрывно связан с успехом актеров, с которыми он работает, то деятельность режиссера отнюдь не ограничивается его работой с актером. Функции режиссера, - особенно в кино, - значительно многообразнее. Для наибольшего успеха результатов актерской работы от режиссера требуется еще очень много других умений и знаний. В кино режиссер в известной мере выступает как архитектор большого сооружения; он должен уметь сопоставлять и взвешивать отдельные его части во имя гармонии целого и, будучи первым в творческом коллективе, создающем фильм, должен дать простор (и в то же время указать границы) всем многообразнейшим слагаемым синтетического искусства кинематографии. В лучших своих работах Г. Л. Рошаль показал свое умение полноценно решать все эти задачи.

Как обычно, режиссер весело, с радостью встретил меня. Представив ему своего гостя, я попросил разрешить ему присутствовать на нашей съемке, и мы втроем вошли в "зал суда", выстроенный декораторами. В самой глубине павильона, на небольшом возвышении, стоял длинный стол, покрытый зеленым сукном, за ним были расставлены кресла для судей и прокурора. На стене висел большой портрет Александра II в полный рост, справа от судейского стола находились многочисленные скамьи для "пострадавших" критиков-космополитов, слева - отдельная скамья для В. В. Стасова, как обвиняемого. Невысокий парапет отделял расположенные амфитеатром места для публики, в довольно большом количестве собравшейся в зале суда.

Один из актеров, изображавших судей, в щеголеватом зеленом вицмундире, сидя на парапете и сильно жестикулируя, громко беседовал с группой актеров, изображавших присутствовавшую на заседании суда публику и соответственно одетых в характерные для конца семидесятых годов цветные костюмы, тогда как остальные многочисленные участники съемки располагались во всех свободных местах павильона.

- Декорация не достроена? - спросил мой гость. - Ведь над залом еще нет потолка...

Пришлось пояснить, что потолок не нужен, потому что при съемке он не войдет в кадр, и указать на осветительную аппаратуру, обильно размещенную на специально выстроенных лесах: через полое верхнее пространство павильона свет должен был заливать всех сидящих в зале - от судей до последних участников массовки, размещенных в местах для публики. "Мусоргский" - цветной фильм, и съемки в цвете, естественно, увеличивали количество света, электроэнергии, а тем самым и обилие аппаратуры.

К нам подошел А. Ф. Борисов.

Он только что приехал на студию и зашел в павильон по пути в гримерную. От всего его облика веяло свежестью, здоровьем, энергией. Основные эпизоды с его участием были отсняты, просмотрены, и все мы искренне радовались его успеху в работе над образом Мусоргского. Сознание громадной творческой удачи А. Ф. Борисова воодушевило всех участников фильма, и каждый из нас со своей стороны стремился содействовать успеху картины.

- Вот письмо, о котором я говорил, - сказал А. Ф. Борисов, передавая мне небольшую, вчетверо сложенную бумажку.

Это был текст письма, адресованного М. П. Мусоргским горячо любимому им В. В. Стасову, - письма, которого я не знал и о котором накануне, в театре, мне рассказал А. Ф. Борисов: "А любы вы мне, - писал М. П. Мусоргский, - что горазды толкать всероссийских сурков, не вовремя спящих и не вовремя бодрствующих... Без вас я пропал бы на 3/4 пробы! Лучше вас никто не видит, куда я бреду... Никто жарче вас не грел меня во всех отношениях, никто проще и, следовательно, глубже не заглядывал в мое нутро, никто не указывал мне путь-дороженьку..."

Я с интересом прочел эти строки - свидетельство глубокого взаимопонимания великого композитора и выдающегося критика в их общей борьбе за народность музыки.

Отведя своего спутника в сторону, я усадил его поудобнее, так, чтобы он мог хорошо наблюдать за всем происходящим в павильоне.

- Не хотите ли просмотреть рабочий сценарий? - спросил я его. - Было бы лучше, если бы вы предварительно ознакомились с теми кадрами, в которых я буду сниматься...

Н. К. Черкасов - В. В. Стасов. Фильм 'Мусоргский'. 1950 г

Приятель мой охотно согласился, но увидев в моих руках довольно объемистую тетрадь альбомного формата и бросив взгляд на ее разграфленные, похожие на таблицы, листы, стал отказываться, утверждая, что он будет внимательно следить за съемкой и легко разберется во всех ее подробностях.

- Ведь мы же смотрим и понимаем фильм, не читая сценария, - заметил он в свое оправдание.

Однако я настоял, чтобы он просмотрел основной рабочий документ, который определял весь производственный труд нашего коллектива от режиссера до подсобных рабочих, занятых перестановкой многочисленной аппаратуры.

И снова взяв в руки рабочий сценарий "Мусоргского", я раскрыл его на соответствующей странице, расправил объемистую тетрадь и затем положил ее на колени моего гостя вот так:

Рабочий сценарий Мусоргского

Между тем режиссер-постановщик фильма посвятил своих ближайших сотрудников в основной замысел и общую планировку сцены суда.

Кинооператоры внесли свои предложения, которые тут же были дополнены соображениями звукооператора.

После этого режиссер стал планировать мизансцены, наиболее удобные для меня, как основного исполнителя данной сцены, и в то же время наиболее выгоднее для фиксирования изображения и звука на пленке, - словом, наилучшие как с идейно-художественных позиций, так и с точки зрения тонального, светового, цветового и иного технического решения кадра.

Наконец все внесенные предложения были проверены в их взаимосочетании и в действии: установив окончательную планировку мизансцен, режиссер без остановок провел прогонную репетицию эпизода в суде от начала до конца - от зачитывания судебного обвинения до заключительных слов речи Стасова, - после чего уступил место кинооператору, звукооператору и их многочисленным помощникам.

Тотчас же возникла обычная в таких случаях производственная сутолока: переставлялись приборы, устанавливались аппараты, раздавались указания операторов, звучали сигналы, которые бригадир осветителей подавал своим помощникам, находившимся в разных местах павильона. Воспользовавшись перерывом, в свободной части павильона шумно застучали молотками плотники, достраивавшие декорацию для следующего объекта нашей картины. Естественно, что при общем шуме, царившем в павильоне, в обстановке технической подготовки предстоящей съемки все ее участники были вынуждены говорить громче обычного, форсировать голос, в результате чего шум все усиливался, переходил в непрерывный гул.

Я подошел к своему гостю.

- Какой оглушительный шум, - заметил он, напрягая голос. - Как вы можете сосредоточиться в подобной обстановке? Мне это представляется чрезвычайно трудным...

- Съемка - наиболее ответственный момент работы актера в кино: это сражение, которое актер во что бы то ни стало должен выиграть в результате глубокой предварительной подготовки, выдержки и самообладания, - ответил я своему приятелю.

Кажется, его более всего удивило мое самочувствие - мое свободное, веселое, радостное настроение. Пришлось разъяснить, что происходит техническая подготовка к съемке, что самая съемка начнется много позже и что творчески сосредоточиваться мне, как исполнителю роли Стасова, еще рано. И я рассказал моему гостю об одной крупной драматической актрисе, привыкшей к условиям работы на академической сцене и давшей согласие сниматься в кино, не будучи знакомой с особенностями киносъемки. Эта актриса стала внутренне собираться уже с утра, задолго до съемки начала входить в образ, в таком состоянии часа полтора провела в гримерной, наконец пришла в павильон, усилием воли преодолевая непривычные ей условия, упорно стараясь не замечать шума и возгласов технического персонала. К концу съемочной смены она оказалась настолько обессиленной, что не смогла выполнить поставленного перед ней режиссером задания. Опытная актриса, привыкшая к условиям работы в театре, на своей первой съемке не учла, что в кино актер ни в коем случае не должен растрачивать себя преждевременно, а обязан беречь свои силы до того решающего момента, когда, пройдя через все предварительные технические этапы, он непосредственно окажется в кинопавильоне перед объективом съемочного аппарата.

Короткий перерыв закончился.

Режиссер фильма предложил повторить сцену при свете. Выяснились некоторые технические неполадки, ранее не предусмотренные. Снова начались поправки, посыпались всевозможные технические предложения, началась дальнейшая доработка сцены. По ее окончании режиссер объявил новый получасовой перерыв, и мы получили возможность пройти в буфет, чтобы выпить по стакану чаю. Разговаривая со своим приятелем, я предупредил его, что сейчас будет сниматься общий план сцены в суде - общий вид зала в момент заседания и те кадры, где я, как исполнитель роли Владимира Васильевича Стасова, буду заснят на общем плане.

К концу перерыва художник-гример поправил мне грим, тщательно проверил парик, усы и бороду, тогда как костюмер снова осмотрел костюм и поправил какую-то его деталь.

Режиссер вновь объявил репетицию, на этот раз уже включая всю технику: это и была генеральная репетиция тех кадров, которые предстояло снимать.

Наконец режиссер объявил съемку, и только после этого я начал полностью входить в должную атмосферу сцены.

Прозвучал сигнал. Все смолкло, в павильоне наступила абсолютная тишина. Помощник режиссера встал перед киноаппаратом с синхронизационной хлопушкой в руках.^*

^* (Синхронизационная хлопушка - несложный аппаратик из двух плоских дощечек. На хлопушке имеется номер кадра. Перед каждой съемкой хлопушка подносится к объективу аппарата. Помощник режиссера хлопает ею, дощечки ударяются одна о другую. На пленке фиксируется удар. Одновременно фиксируется на записи звука тот же номер кадра и звук от удара. Центр звука на звуковой пленке и центр соприкосновения дощечек на кинопленке служат ориентирами для синхронизации изображения и звука.)

Режиссер поочередно обратился к кинооператорам, к звукооператору, к артистам, проверяя готовность каждого из них к съемке, после чего дал сигнал:

- Моторы!

- Есть моторы! - ответил звукооператор.

- Есть моторы! - ответил кинооператор. Съемка началась.

Помощник режиссера хлопнул в хлопушку - и я начал действовать.

Снимался кадр сцены суда. Аппараты фиксировали Стасова. Он сидел на скамье подсудимых уязвленный, но гордый и вместе с тем как-то по-особому веселый, предвкушая свою страстную обличительную речь.

Кадр закончился, и, как обычно, предстояло снимать дубли, то есть повторно фиксировать действие на кинопленке во избежание брака или возможной неполноценности заснятого кадра.

Началась проверка и поправка света, режиссер сделал дополнительные указания, звукооператор также внес свои предложения, художник-гример поправил грим, - и снова раздалась команда:

- Мотор! Начали!

Мы засняли второй дубль.

Но каждому хотелось еще лучше и острее отточить сцену - и режиссеру, и операторам, и осветителям, почему третий дубль было решено снимать с несколько иной точки нахождения киноаппарата, и это отняло у нас немало времени.

Закончив все приготовления, мы приступили к съемке последнего дубля. Съемка прошла настолько гладко, что третий дубль, по общему мнению, должен был оказаться наиболее удачным.

Я не был занят в дальнейших съемках, назначенных по плану на сегодняшний день, и, пользуясь наступившим перерывом, подошел к режиссеру.

- Завтра будем снимать речь Стасова, - весело, как бы предвкушая удовольствие от предстоящей съемки, сказал он мне. - Удалось ли вам поработать над монологом после нашей последней беседы?..

При последней встрече мы подробно говорили о том, как вести речь Стасова, чтобы представить его горячим трибуном и избежать опасности впасть в резонерский тон. Отстаивая прогрессивные принципы, Стасов не умел быть безразличным и, насколько можно понять из воспоминаний современников, всегда говорил так, точно его опровергали и ему следовало что-то доказать.

Поэтому к обычной для него эмоциональной возбужденности присоединялась еще известная полемическая заостренность его "торопливой, наскоро построенной речи", как писал о нем А. М. Горький. И продолжая работать над монологом Стасова, я старался овладеть этой своеобразной особенностью его ораторского дарования.

Утвердительно ответив режиссеру на заданный им вопрос, я поспешил подняться в гримерную, сопровождаемый моим спутником, которому хотелось во что бы то ни стало во всех подробностях проследить мой день на киносъемке.

- Сегодняшний день не очень характерен, - заметил я ему, отвечая на его вопросы.

Когда я разгримировался, мы с приятелем снова зашли в павильон, где к тому времени режиссер репетировал сцену чтения приговора.

- Как же это?.. - удивленно спросил мой спутник. - Уже готовятся снимать сцену оглашения приговора?.. А ведь вы еще не произнесли своей речи...

- Мы с вами находимся на киносъемке, дорогой друг, - заметил я ему, - и последовательность съемки отдельных кадров целиком определяется техническими причинами...

Рабочие принялись переставлять аппаратуру, устанавливать местоположение киноаппаратов для съемки других кадров той же сцены в суде, то есть отдельных кадров, в которых снимались судьи и истцы.

- Все это очень интересно, - сказал мой приятель. - Но, как мне кажется, я попал не на слишком удачную съемку: ведь вы совсем мало работали, вы же почти весь день примерялись...

- Киносъемка как раз и состоит из непрерывных "примерок" технического назначения, после которых на пленку фиксируется та или иная сцена, тот или иной кадр, - ответил я ему. - Сегодняшняя съемка прошла по плану, нет никаких оснований считать ее неудачной... Бывают такие съемочные дни, когда снимается всего тридцать-сорок метров пленки, и в нескольких дублях, разумеется. А бывают дни и совершенно неплодотворные... Человек любой профессии, закончив свой рабочий день, всегда сможет ответить на вопрос о том, что он сегодня сделал. Токарь-стахановец с гордостью может сказать, что он выработал столько-то деталей, врач - что он сделал такое-то число операций, инженер-конструктор, вероятно, сможет сказать, что он закончил такие-то детали проекта, над которым работает. Но на тот же вопрос, обращенный к актеру, снимающемуся в кино, нередко можно услышать грустный ответ, что за сегодняшний день он ровно ничего не смог сделать...

- Почему же?..

- В силу непредвиденных обстоятельств... Особенно часто они возникают при съемках на натуре, то есть в естественной природной обстановке... Сколько раз съемочной группе и загримированным актерам приходилось ждать на натуре появления солнца! Едва появится первый его проблеск, как группа уже готова приступить к съемкам, но солнце выглядывает лишь на десять-пятнадцать минут - и снова заволакивается облаками... И группа ждет "у моря погоды"... Вспоминаю, как на съемках "Александра Попова", частично происходивших в Кронштадте, я и А. Ф. Борисов чуть ли не в течение целой недели томительно сидели в костюмах и гримах на берегу моря в ожидании солнца, сопутствуемые нашими операторами с немалым штатом технических помощников. Еще более сложный случай произошел на одной из съемок фильма "Горячие денечки", где мы, несмотря на все усилия, оказались вынужденными провести два дня совершенно бесплодно...

Натурный кадр из фильма 'Горячие денечки'. 1935 г. Коля Лошак - Н. К. Черкасов

- По каким же причинам?

- Точнее будет сказать - по стечению целого ряда причин... Снималась длинная, технически сложная сцена любовного объяснения Коли Лошака и Тони, происходившая на качелях... Мне нужно было выполнить следующее задание: подъехать на лошади, по-особому с нее слезть, ухватившись руками за сук дерева, подойти к качелям, усесться рядом с Тоней, начать объяснение в любви (сцена снималась синхронно), обнять Тоню получить от нее пощечину, скатиться с качелей и уйти с таким расчетом, чтобы в финале кадра качели, продолжая раскачиваться, подтолкнули бы меня в нужном направлении. Сцена была отрепетирована хорошо, и, установив подсветки, мы приступили к съемке. Но во время съемки над нами появился и стал кружить самолет. Его шум мешал, так что съемку пришлось остановить. Когда самолет удалился, мы начали снимать второй дубль, но в середине съемки в воздухе появились два самолета.

Побежали к телефону, пытаясь созвониться с близлежащим аэродромом. Тем временем на солнце нашло большое облако и исчезло только через полчаса. Пришлось изменить планировку мизансцены и, соответственно этому, композицию кадра, поскольку за это время положение солнца несколько изменилось. Передвинули кадр, наскоро отрепетировали, принялись снимать. Все шло благополучно. Незадолго до конца кадра в аппарате кончилась пленка, дубль оказался неполноценным. Перезарядили аппарат, начали снимать следующий дубль, но вскоре съемка была остановлена звукооператором, который уловил посторонний шум. Шума никто не слышал. Оказывается, над самым микрофоном летал шмель, и его жужжание, произведя непонятный шум в микрофоне, запечатлелось на звуковой пленке. И этот дубль оказался неполноценным... Между тем время приближалось к шести часам вечера, и солнце значительно сместилось. Когда начали снимать следующий дубль, солнце зашло за огромный тополь, образовалась тень... Предложили срубить тополь, но режиссер дал распоряжение набросить на него канат и несколько оттянуть его крону в сторону. Оттянули... Однако нисходящие облака снова окутали солнце... В общем плохая, бессолнечная погода держалась двое суток, и за это время нам так и не удалось снять ни одного полноценного кадра. В кино нет трудных и легких кадров: каждая сцена, каждый кадр труден - будь то общий, будь то средний или крупный план. На съемку каждого кадра приходится затрачивать много сил, воли и творческой инициативы, а подчас и очень много времени! О нашей сегодняшней съемке этого никак нельзя сказать: еще раз повторяю, она прошла вполне успешно...

Был уже седьмой час, за мной пришла машина, чтобы везти в Театр имени Пушкина, где в тот вечер я играл Ивана Грозного в "Великом государе", и я попрощался со своим приятелем, который высказал желание присутствовать на завтрашней съемке, хотя уже и не в столь ранний час, а несколько позже, с полудня.

На следующий день сначала шли съемки монолога Стасова, точнее - тех его отрывков, которые снимались общим планом.

Съемки начались с того момента, когда Стасов уже произносил первые фразы монолога. Меня снимали общим планом, - снимали из глубины зала, так сказать, через спины и затылки многочисленных посетителей, заполнивших места для публики.

Я стоял, повернувшись лицом к судейскому столу, и, повышая голос, произносил фразу: "А что касается главного, скажу: они были лгуны, есть лгуны и пребудут лгунами..." - после чего должен был перевести взгляд на своих "обвинителей", в частности на композитора и критика Ржевского, на словах: "...как бы они сейчас ни корчились от этих слов!"

Сняли несколько дублей, затем аппарат приблизили ко мне и сняли этот же отрывок крупнее. Режиссер объявил небольшой перерыв, и, воспользовавшись им, я подошел к своему приятелю, с которым еще не встречался в тот день.

- А почему, когда вы обращались к судьям и Ржевскому с гневными словами, их не оказалось на месте? - спросил он.

- В кадре снимался я один, и должен был увидеть их в своем творческом воображении. Сегодня же будут снимать и их, но уже без меня, хотя как бы слушающими мою речь. А на экране, в результате монтажа, у зрителей создастся впечатление, что мы действовали одновременно, видя и слушая друг друга...

- Отсутствие партнера, к которому вы обращаетесь вам не мешает?

- Снимаясь в кино, актер обязан привыкнуть к таким условиям. Кстати, должен заметить, что именно в силу возможностей режиссерского монтажа, почти неограниченных в кинематографии, существует теория, будто бы искусство кино есть искусство режиссера, или, иначе говоря, чисто режиссерское искусство. Никак не согласен с такой точкой зрения! Искусство кино - прежде всего искусство сценариста, актера и режиссера, плод их совместного равноправного творческого сотрудничества.

Съемки возобновились.

Снимался финал монолога Стасова с той же точки нахождения киноаппарата, то есть со стороны парапета, отделявшего места для публики от возвышенной площадки для судей, истцов и подсудимого.

Мне надлежало произнести заключительную часть монолога:

- Мы ввели нашу правдивую русскую песню в светлую горницу искусства! Мы удесятерим свои силы, постигнув ее. Она уже звучит в наших операх и симфониях. Мы оснастим ее новыми крыльями... Лети вперед! Зови вперед! К тем неминуемым временам, когда в раздолье и счастье запоет наш народ! И услышат его во всех отдаленных уголках земли и возрадуются!..

При последних словах я должен был сделать жест по направлению к сидящим в зале суда и, постояв немного, вернуться и сесть на скамью подсудимых.

Перед тем как действовать соответственно содержанию снимаемого кадра, актер обязан на протяжении нескольких секунд выполнить действие, непосредственно предшествующее данному кадру. Оно также снимается на пленку и называется "захлестом". "Захлест" необходим при монтаже картины для воссоединения отдельных ее кусочков. В тех случаях, когда актер успешно проводит эту пред игру и "захлесты" получаются удачными - они обычно включаются в окончательный вариант кинофильма.

Как и накануне, весь съемочный коллектив потратил много усилий, и в результате, после многократных "примерок", мы сравнительно быстро, а главное - удачно сняли несколько дублей.

- Да... - несколько неопределенно протянул мой приятель. - Как много времени тратится на съемку двух небольших, в сущности, кусочков...

Разгримировываясь, я объяснил своему собеседнику, что на подготовку киносъемки уходит так много времени потому, что, помимо творческих, чисто актерских, задач, приходится одновременно решать целый ряд сложных, самых различных по характеру технических заданий. Однако как бы ни была усложнена киносъемка разнообразнейшими требованиями технического порядка, разного рода предложениями оператора и звукооператора, актер обязан в нужную минуту выполнить любые задания, сохраняя основное - авторский, режиссерский и свой актерский художественный замысел, - суметь раскрыть образ и его действенную функцию в конкретных условиях данного кадра.

- Как много усилий приходится вложить, чтобы выполнить требования, предъявляемые к актеру сложной техникой съемки, - сказал мой товарищ. - Как же в таких условиях вам удается сохранять творческое состояние?

- Дело в том, что на протяжении всего времени работы над картиной актер думает о своем художественном образе, живет им, фантазирует, импровизирует, ставит его в различные обстоятельства, порой даже не относящиеся к сценарию. Тем самым он подготавливает себя к киносъемке, к выполнению самой неожиданной задачи, которая может быть поставлена перед ним кинопроизводством в любое время суток.

- Скажите, вас не раздражают технические замечания режиссера, кинооператора, звукооператора, даваемые в последнюю минуту, перед самой съемкой, когда вы, насколько я понимаю, уже вошли в должное творческое состояние?

- Нет, не раздражают. Для актера, снимающегося в кино, это привычно. Но вот если после того, как все выслушано и дан сигнал к съемке, вдруг возникают какие-то новые поправки и замечания, актер легко выбивается из должного состояния. В этих случаях кадр получается менее удачным.

- Когда же актер начинает входить в должное состояние?

- Точных правил не существует. Я лично начинаю сосредоточиваться за несколько секунд до хлопушки, а в особо трудных сценах - значительно раньше. Заметили ли вы, что перед началом последней съемки режиссер давал мне свои указания? Знаете, какие? Он напоминал мне предшествующий ход развития действия, еще не заснятый на пленку, и тем самым помогал мне войти в должное состояние той сцены, точнее - того отрывка, который мне непосредственно предстояло играть. Видя в своем воображении всю картину в целом, режиссер напоминает актеру о предшествующем и последующем развитии действия и тем самым контролирует творческое состояние актера, помогает ему войти в образ на данном отрезке его развития.

- Да, насколько я понимаю, процесс создания художественного фильма напоминает работу живописца над сложной многофигурной композицией, когда вначале возникает идея, основной замысел произведения, затем уточняется общая его композиция, потом разрабатываются и отделываются детали, которые в конечном итоге складываются в единое целое. Не так ли? - спросил мой собеседник.

- Совершенно верно. Только живописец в момент творчества находится в уединении, тогда как актер - в зависимом положении от различных компонентов: художественных, технических, музыкальных.

- Что же больше всего мешает актеру на киносъемке?

- Неподготовленность. Горе актеру, если, придя в павильон на съемку, он услышит от режиссера такую фразу: "Мы тут придумали одну сценку - текст небольшой, поэтому решили снимать её сегодня же сверх намеченных кадров". В подобных случаях актеру приходится преодолевать большие трудности. Обычно мы избегаем такой импровизации, особенно когда работаем по талантливому, литературно и режиссерски отредактированному, "железному, сценарию. Правда, я вспоминаю случай, когда на одной из съемок "Ивана Грозного" режиссер обратился ко мне и в обычном шутливом тоне заявил: "Дорогой царь, мы решили записать одну новую фразу!" Для непосвященного в процесс кинопроизводства это звучит примерно так: "Подойти к столу, взять карандаш, клочок бумаги и записать пять-шестъ слов". В переводе же на язык кинопрактики это означало, что я должен был произнести текс большого монолога, который я, естественно, не успевал выучить, тем более, что я срочно был направлен для пере гримирования в другой возрастной грим Ивана. Поэтому текст был крупно написан мелом на доске, и я, поглядывая на него одним глазом, должен был выполнить трудное действенное задание, сохранив атмосферу сцены. Съемка прошла творчески малопродуктивно, хотя все же при монтаже этот кадр улучшил содержание целого эпизода. В подобного рода случаях режиссер рассчитывает на мастерство актера, забывая, что, не будучи согрето подлинным переживанием, подлинным художественным творчеством, оно не в состоянии подняться до уровня искусства.

- Да, - подчеркнул я, стараясь выделить это положение, - именно незнание текста нарушает творческий покой. Актер начинает терять под собой почву, как бы проваливается в какую-то пропасть, путается и сбивается. В результате съемка останавливается. Режиссер кричит: "Стоп!" и успокаивающе обращается к актеру: "Ничего, ничего, не волнуйтесь, снимем еще раз., Бывает: и так: как-то на одной съемке, где текст был дан слишком поздно, а сцена оказалась сложной, артист непривычный к работе в кино, начал теряться и делать ошибки. Раздраженный режиссер сделал ему замечание в несколько резком тоне. Наступила длительная пауза, после чего артист взволнованно ответил: "Если б я только знал, что это так трудно, я бы на тысячу шагов не прошел к этой работе!" Действительно, у него было тяжелое внутренние состояние. И все же, как опытный профессионал он взял себя в руки и выполнил задание, произнеся текст со сложной технической терминологией. Не забывайте, что актер переживает каждую ошибку, зная, что она влечет за собой затрату усилий большого коллектива и немалый материальный ущерб - лишний расход кинопленки и огромного количества электроэнергии.

Увлеченный нашей беседой, мой приятель выразил желание прийти завтра на очередную съемку, хотя я и предупреждал его, что вначале будет сниматься тот же монолог Стасова на среднем плане с панорамой, с движениями аппарата от начала и до конца кадра.

На этот раз актеры, игравшие судей, обвинителей и других присутствующих на суде, были вызваны на съемку позже. Вначале снимали меня одного. Мне следовало представить в своем воображении отсутствующих партнеров и мысленно общаться с ними.

Снова произнося монолог, я на этот раз должен был двигаться и останавливаться по меткам, отмеченным на полу павильона мелом.

При некоторых поворотах у меня появлялось желание поднять руку, а на словах: "Лети вперед! Зови вперед!" возникало естественное стремление поднять голову. Однако я должен был подчиниться требованию кинооператора: руку не разрешалось поднимать высоко, иначе она выходила из кадра, поднимать голову также запрещалось, потому что большая окладистая борода отходила от туловища, что, в свою очередь, нарушало композицию кадра. Съемка осложнялась еще тем, что по просьбе звукооператора мне приходилось подавать отдельные фразы, несколько форсируя звук, так как иначе микрофон, по техническим причинам расположенный в некотором отдалении от меня, не мог уловить моего голоса на должной силе звучания.

Но за всеми этими техническими условиями, - или, точнее говоря, ограничениями, - стояла основная задача: войти в творческое состояние, в богатый внутренний мир моего героя и правильно сыграть ответственный эпизод.

Режиссер Г. Л. Рошаль провел со мной две репетиции, после чего объявил съемку. К этому времени я уже полностью сосредоточился и, как актер, внутренне был готов к действию. Я строго придерживался намеченных мизансцен и, не глядя под ноги, все время представлял себе сделанные на полу метки. Преодолевая стремление поднять голову, я старался ощущать свою седую окладистую бороду как тяжесть или, можно сказать, как гирю, привязанную к подбородку.

Съемка закончилась. Я был обрадован, что правильно выполнил все технические задания сложного стодвадцатиметрового куска. Однако, к моему разочарованию, режиссер сказал:

- Сыграли вы все правильно, но несколько холодновато... Это одна из темпераментных сцен Стасова. Он обращается к Ржевскому с уничтожающим гневом и сарказмом, и вместе с тем он полон вдохновенья и веры в русский народ. Мало этого, вы должны представить себе наш нынешний день, - к примеру, скажем, борющийся Вьетнам, - когда вы говорите о русской песне, что услышат ее в самых отдаленных уголках земли и возрадуются.

Н. К. Черкасов - В. В. Стасов. Фильм 'Мусоргский'. 1950 г

Начались съемки второго дубля. Но я опоздал сосредоточиться и вместо слов "господа судьи" поспешно сказал "граждане судьи". Я тотчас заметил ошибку и понял, что с дублем неладно. Так и случилось: я допустил вторую ошибку в движении, затем снова в тексте, так что режиссер остановил съемку.

В павильоне стояла невыносимая жара, а у меня на груди, на плечах, на ногах - словом, на всем теле были размещены ватные толщинки, сделанные для укрупнения фигуры Стасова. Я утомился. После небольшого отдыха, поправив грим, мы продолжали съемку.

- Делайте жесты плавнее, - напоминал мне режиссер. - Они у вас слишком резки и не соответствуют общему облику, самим габаритам фигуры Стасова! Еще раз повторяю: мягче, закругленнее...

Микрофон по-прежнему не мог быть установлен ближе, и звукооператор продолжал делать свои замечания. Кинооператоры просили меня несколько изменить ракурс головы, когда я стою в профиль и обращаюсь в сторону Ржевского.

Благодаря большим усилиям и выдержке всего съемочного коллектива последний дубль был снят благополучно, и можно было рассчитывать на его высокое качество.

После перерыва предстояло снимать присутствовавших на заседании суда - отдельные кадры, посвященные М. П. Мусоргскому, Н. А. Римскому-Корсакову, А. П. Бородину и т. д. - словом, другие компоненты все той же самой сцены суда.

- Как видите, терпение и выдержка совершенно обязательны для актера, работающего в кино, и актер должен их развивать в себе, - заметил я своему гостю. - Труд актера в кино - труд тяжелый. Как и многим другим актерам, мне не раз приходилось сниматься полуобнаженным в холоде и, наоборот, в тяжелом облачении ждать съемки в нестерпимо жаркие летние дни. Так, например, в течение нескольких дней в сложном гриме, в толщинках, облеплявших плечи и грудь, в полном облачении, к тому же еще и в металлических латах, при сорокаградусной жаре я ежедневно ждал появления облаков, без которых невозможно было снимать выход Ивана Грозного из царской палатки в эпизоде "Взятие Казани". И когда, наконец, наступил час съемки, я должен был действовать в образе, совершенно не замечая всех технических трудностей. В фильме "Александр Попов" есть сцена, где устанавливается радиомачта для спасения рыбаков, унесенных в море на оторвавшейся льдине.

Кадр из фильма 'Александр Попов'. 1950 г. А. С. Попов - Н. К. Черкасов

Сцену эту снимали в морозные дни на открытой для холодного ветра натуре. Меня обдували два "ветродуя" (они разносили дым, изображавший метель), и слепил глаза бутафорский снег, который подбрасывали на искусственный ветер. Если напомнить, что грим Полежаева отнимал ежедневно перед съемкой от двух до трех часов, а грим Горького - более четырех часов, что ночные съемки в кино вызываются, главным образом, тем, что артисты утрами заняты на репетициях, а вечерами - в спектаклях, станет понятно, ценой каких усилий и дисциплины дается актеру его труд в кино, его бережное отношение к создаваемому образу. Вот почему съемочный коллектив с особой теплотой и вниманием относится у нас к актеру, оберегая его покой и силы, не высказывая раздражения даже в тех случаях, когда актер допускает ошибку. Особенное творческое наслаждение актер испытывает в часы ночной съемки, когда вся съемочная группа стремится помочь ему, когда каждый электроприбор, управляемый осветителем, "согревает" его, когда все окружающие пытаются через актера донести свои мысли, основное содержание произведения. Зритель не ощущает того, что за актером, когда он находится один в кадре, стоит целая армия помощников: партнеры, гримеры и костюмеры, художники и осветители, кино и звукооператоры, ассистенты, помрежи, дежурные рабочие, без которых актер беспомощен. Вот почему при всякой удаче актер благодарен за помощь не только основному исполнительскому коллективу, но и тем, кто остается за экраном: художнику-гримеру, костюмеру, осветителю, плотнику, который строил удобную декорацию, всей съемочной группе, а главное - автору сценария, режиссеру и художнику фильма: образ, созданный актером на экране, - воплощение всех творческих усилий большого коллектива...

Так, оживленно разговаривая, мы вышли из киностудии и, прогуливаясь, незаметно дошли до гранитной набережной Невы.

Была вечерняя заря, и мы, как страстные рыболовы, направились к группе спиннингистов, которые ловко забрасывали в воду свои блесны на большое расстояние.

Любуясь картиной рыбной ловли, мы с нетерпением ожидали чьей-нибудь удачи.

Случай не заставил долго ждать.

- Рыба! - вскрикнул один из счастливцев. Спиннинг его изогнулся, и он медленно вращал катушку, подтягивая добычу к гранитному парапету набережной.

Вскоре в его руках трепетал двухкилограммовый голавль. К счастливчику подошли остальные рыбаки, оценивали добычу и с большим азартом начали как можно дальше забрасывать свои спиннинги.

- Вот бы в кино заснять этот эпизод, - заявил мой приятель, как бы предвкушая наслаждение от такой съемки.

- Достаточно ли у вас терпенья? - переспросил я его. - Ведь то, что вам так понравилось, что совершилось у вас на глазах в течение минуты, потребует у вас целого съемочного дня...

- Неужели?

- Ну, как же, посудите сами! - ответил я ему, быстро прикидывая в уме, сколько кадров надо было бы заснять, начиная от "заброса" спиннинга до попадания рыбы в руки ловца, - и насчитал двенадцать кадров.

- Двенадцать кадров? - недоверчиво переспросил мой собеседник.

- Пересчитаем! - предложил я ему. - Итак, начнем: 1) Средний план: рыболов делает взмах спиннингом и забрасывает блесну; 2) Общий план: блесна летит и падает на гладкую поверхность Невы; 3) Крупный план: блесна плюхается в воду и на ее поверхности образуются круги; 4) Крупный план: блесна под водой играет как живая рыба; 5) Крупный план: руки спиннингиста, вращающего катушку; 6) Средний план: окунь, застывший возле камня и наблюдающий приближающуюся блесну; 7) Крупный план: окунь заглатывает блесну и засекается; 8) Крупный план: радостное лицо рыболова; 9) Средний план: изогнутый спиннинг. Рыболов подводит рыбу к берегу; 10) Средний план: он подсачивает рыбу; рыба трепыхается в сачке; 11) Крупный план: улыбающееся лицо спиннингиста; 12) Средний план: спиннингист держит рыбу за жабры, прикидывая вес.

- Действительно, двенадцать, - меньше не обойтись... Сколько же времени необходимо потратить на подобную киносъемку?

- При условии хорошей погоды - не меньше одного съемочного дня, если учесть особую сложность подводных съемок живой рыбы и блесны и некоторые добавочные трудности...

- Какие же?

- А где же вы достанете прирученного окуня? Причем учтите: одним окунем не обойтись... Для съемки потребуется два-три окуня, да еще одинакового размера... Вы совсем не представляете себе, с какими трудностями можно встретиться при киносъемке простого, казалось бы, эпизода ужения рыбы... Вот тут же, на Неве, на гранитных ступенях набережной у здания Академии художеств, снимался кадр фильма "Александр Попов", - тот самый кадр, где Попов подходит к мальчику, который удит рыбу... Знаю хотя бы по этому опыту, как много времени придется потратить при киносъемке эпизода, связанного с рыбной ловлей, да еще в наших северных условиях, при нашем солнце...

Дав волю фантазии, мы много шутили и смеялись и, наконец, разошлись по домам, условившись встретиться на следующее утро у входа в здание "Ленфильма".

Кажется, несмотря на все уроки предшествующих дней, мой гость все же был несколько разочарован, убедившись; что мы будем снимать все тот же монолог Стасова.

На этот раз мы снимали монолог с некоторыми купюрами. В процессе съемок режиссер-постановщик пришел к убеждению, что для монтажа всю сцену снимать не нужно. Опыт предыдущих съемок помог мне провести сцену наиболее правдиво, как это потом показал экран.

Было снято четыре дубля, в которых я должен был посмотреть в глаза судьям, повернуться к залу, ощутить его реакцию, аплодисменты, выкрики и снова повторить фразу о нашей "правдивой русской песне", которую "могучая кучка" композиторов "ввела в светлую горницу искусства".

- Вот видите, - заметил я своему гостю, - монолог Стасова на суде, который пройдет на экране в течение пяти-шести минут, потребовал от меня четырех дней большого напряжения, не считая всей предшествующей, без малого трехмесячной подготовки...

- Рад, что вы помогли мне познакомиться с вашей работой, - ответил мой собеседник.

- Я также, ибо многие имеют о ней совершенно неверное представление. Кстати, сегодня у нас счастливый день: режиссер так построил мизансцену, что мы перевыполнили план, - то, что было намечено доснимать позже, мы отсняли сегодня...

- Убеждаюсь, насколько нелегок труд актера на киносъемке, - заявил на прощание мой собеседник. - Но когда же вы, как актер, получаете творческое наслаждение? Очевидно, играть в театре все же легче, интереснее? Не так ли? Там наслаждение возникает в тот момент, когда вы действуете перед зрителем...

- Совершенно верно, мы создаем на сцене атмосферу, которая передается в зрительный зал, и реакция зрителя помогает нам. Каждый спектакль - своеобразный праздник для актера. В кино мы получаем творческое наслаждение на съемках, когда кадр хорошо отрепетирован и технически подготовлен к съемке. В кино мы получаем большое творческое наслаждение, когда находим в снятом материале хорошее качество. Наконец, мы получаем особое удовлетворение, когда на смонтированный материал накладывается музыка: она как-то обновляет и заставляет по-особому воспринимать этот материал. Но ни с чем несравнимое и поистине огромное удовлетворение от работы в кино возникает тогда, когда картина находит признание народа!..