Художники долго и прочно помнят свое детство. Кто из них не посвятил ему хотя бы несколько строчек? Они охотно возвращаются к нему, они с грустью вспоминают далекие времена, когда взгляд был особенно острым и непосредственным...
Порой удивляешься, как верно воспоминание выражает образ художника, как точно передает его творческую стихию. "А знаете, что больше всего мне запомнилось в детстве?- сказал однажды в беседе Эраст Павлович Гарин,- собственно, с той поры я себя и помню, а было мне тогда три года. Окна одной из комнат выходили на улицу, а напротив нас помещался часовой магазин. За большой стеклянной витриной стояли часы, много разных часов. Мерцали стрелки, качались маятники. Я ужасно любил стоять у окна и смотреть на эти часы. Это был как бы мой собственный, немного волшебный мир. И вдруг однажды - помню, как сейчас - хлынула по нашей улице толпа, ударила по витрине камнями, палками. Прямо по моим любимым часам! Посыпалось стекло... Меня, конечно, сразу уволокли от окна. После уж я узнал, что это был погром ".
Поручик Киже
Он рассказывал этот эпизод, окрашивая фразы своей знакомой неповторимой интонацией - слегка удивленно и чуть обиженно, с той степенью наивности и растерянности, по которой мы всегда узнаем Гарина. И которая совсем недавно прозвучала с экрана в знаменитой реплике из "Обыкновенного чуда":
- Здравствуйте, любезные! Я - король, дорогие мои.
Король в сказке Евгения Шварца - последняя работа Гарина. А дебютировал он на экране свыше тридцати лет назад ролью адъютанта Каблукова в экранизации повести Юрия Тынянова "Поручик Киже". Фильм вышел на экраны в 1934 году и был едва замечен публикой и критиками. А год этот стал памятен ярким успехом другой картины - "Юность Максима", поставленной Козинцевым и Траубергом, основателями "школы эксцентрического актера". В свое время они сняли "Шинель" и "ОВД". Сценарии к обеим лентам были написаны автором "Поручика Киже" и "Кюхли"... События искусства перекликаются, отзываются эхом, иногда вторят друг другу, порой сливаются в довольно стройном хоре.
В самом начале авторы "Максима" предполагали, что главную роль у них сыграет Эраст Гарин. Козинцев и Трауберг писали сценарий, в котором герой представал перед нами тощим парнем с умным взглядом и острым носом, с упрямой копной волос. Художник Ёней сделал несколько эскизных разработок к фильму: Гарин в профиль... в косоворотке, небрежно схваченной у пояса, в пиджаке поверх рубахи. Оператор Москвин сделал несколько кинопроб. С Гариным была отрепетирована и снята сцена похорон одного из друзей Максима. Конечно, это был бы другой фильм - с Гариным в роли Максима,- если бы он был. Авторы все же сочли за лучшее снимать ту картину, которая есть. Тогда выбор, павишй на Чиркова, казался неожиданным. Сегодня возможность иного Максима (например, гаринского) представляется невероятной.
Женитьба
В первоначальном замысле Максим должен был обнаружить перед зрителями необычность, особенность человека, двигающего революцию. Г. Козинцев и Л. Трауберг вновь готовы были прибегнуть к своему излюбленному в те годы приему - приему остранения. И в этом они целиком полагались на своеобразное актерское дарование Э. Гарина. Но по мере исследования исторического материала, изучения опыта рабочего движения авторы ощутили потребность взглянуть на человеческий характер в движении и развитии. В этом они положились на дарование другого актера - Бориса Чиркова.
Тогда, в 1934 году, не сыгранная Гариным роль вернее и четче прояснила направление его таланта, природу его дарования, точнее обозначила границы того художественного мира, за пределами которого актер может сыграть любую роль, а может и не играть ее вовсе. Гарин действительно предпочитает брать и давать характеры в статике, недвижимые в пространстве и во времени. Это не значит, что герои Гарина статичны, безучастны ко времени и окружающей среде. Просто это значит, что актер исследует исконные, непреходящие противоречия в человеческом характере. Очевидно, ему так удобнее работать: повернуть своего героя неожиданной стороной, новой, еще неизвестной, столкнуть в характере абсолютно противоположные черточки. Он любит вывернуть характер наизнанку, чтобы сделать ее, эту изнанку, наглядной и обозримой. Отсюда, вероятно, идет эксцентрическая манера игры, которую актер отточил когда-то на сцене, в мейерхольдовских постановках
Женитьба
В знаменитом спектакле Мейерхольда "Горе уму" Чацкого играл Э. Гарин. Это звучит сегодня как парадокс. Предложение Мейерхольда показалось странным прежде всего самому актеру. Последовала ответная реплика: "Всеволод Эмильевич, я - не любовник, мне бы Кюхельбекера сыграть..."
После премьеры "Горе уму" один критик с удовольствием объявил: опять у Мейерхольда все наоборот.
Но разве эксцентричный Кюхля - Чацкий наоборот? Ведь декабрист Вильгельм Кюхельбекер тоже числится в прототипах героя грибоедовской комедии. Чацкий Гарина был эксцентричен, и это имело свой резон и свое оправдание в той грандиозной игре, которую затеял на сцене режиссер. Сам Гарин очень верно замечает: "У Мейерхольда все было как раз не наоборот, а скорее навыворот".
Музыкальная история
Действительно, традиция исполнения этой роли - одна из самых устоявшихся в нашем театре. Все известно до мельчайших подробностей, все выверено: страстная интонация, патетический и решительный жест, костюм... Для актера эксцентрика то же, что для писателя метафора: средство обострить образ, обнажить его суть, сделать характер объемным, как скульптурный портрет, или плоским, точно плакат.
Ю. Тынянов начинает своего "Поручика Киже" словами: "Император Павел дремал у открытого окна. В послеобеденный час, когда пища медленно борется с телом..." Сразу заметен эксцентрический акцент, И потом следует исторический анекдот о том, как случайная описка стала человеком в чине и звании, с положением в обществе, а живого человека не стало но причине другой ошибки писаря. Анекдотический случай в пересказе писателя достигает размеров грандиозной метафоры - аллегории бюрократического механизма. Метафорический сюжет в своем движении всегда эксцентричен. Как походка Чарли. Как шаги адъютанта Каблукова, идущего на доклад к императору,- уверенные, но "с подшаркиванием". Как взгляд того же адъютанта - холодный, бесстрастный и вдруг, неожиданно, "азартный".
Эликсир бодрости
И вот актер на экране не просто комедиен, он метафоричен, он - само иносказание. Его условность - высочайшей пробы, и отпускает он ее щедрой мерой каждому своему персонажу. Говорят, для таких актеров надо писать сценарии специально. В таких случаях имеют в виду специфику дарования - не просто размах его.
В 30-е годы Гарину будет особенно нелегко оставаться на экране самим собой. Юрий Слеша, писатель весьма эксцентрический, шутил однажды, что открыл лавку метафор. Сначала ему казалось, что он быстро разбогатеет, у него был великолепный товар. Но дорогие метафоры покупатели не брали, а раскупали дешевые. Он едва сводил концы с концами. Лавку пришлось прикрыть.
Многие обладатели метафорических богатств едва сводили концы с концами в то время. Гарин обратился к комедии Гоголя "Женитьба". Ставил ее сам вместе с Х. Лакшиной. Играл в ней Подколесина. Сегодня трудно судить об этом фильме, об этой роли - лента не сохранилась. Остались противоречивые мнения, воспоминания. Но ним можно предполагать, что Гарин остался верным традициям Мейерхольда. Он стремился воссоздать на экране социально точный и в то же время непреходящий тип. И снова он выворачивал характер наизнанку, чтобы сделать его наглядным и постижимым. Характер, статичный во примени и пространстве, кипел и бурлил внутренними противоречиями. Рядом с Гариным и другими актерами в фильме живо и непосредственно играли вещи: статуэтки, музыкальные ящики, трубки, повозки. Может быть, картине стоило появиться в 20-е годы, вслед за "Шинелью" факсов, или в 60-е - после "Женитьбы Бальзаминова".
Свадьба
Зрителям запомнился еще один образ, созданный Гариным в фильме, очень скромном по своим художественным достоинствам. Это Альфред Терентьевич Тараканов из "Музыкальной истории". История неприхотливая, из тех, которые довольно часто появлялись тогда на экране, о том, как молодой шофер такси, обаятельный паренек с прекрасными вокальными данными, страстно и навсегда полюбил оперную сцену и девушку. Всего он достиг. Были, правда, кое-какие неприятности, недоразумения, курьезы. И путался под ногами у высокой любви мелкий пошляк и завистник Федя Тараканов. Это сюжет. А в целом фильм получился, пожалуй, о другом. Мелкий пошляк стал высоким. Большая любовь несколько потеряла в масштабе. Разве что вокальные данные остались хорошими - шофера играл молодой Лемешев. С годами забылось, из-за чего ссорились герои, как они мирились, но не забылась нелепая фигура Альфреда Тараканова, гордо выступающего в ярком оперении пошлейших афоризмов - "согласно теории сохранения личности, одеколон не роскошь, а предмет ширпотреба и культурной жизни". Гарин декламирует их, точно стихи, патетически и вдохновенно. Актер, казалось бы, добавил всего один штрих к персонажу, резко очерченному в сценарии,- глупый, чванливый человек упивается своей глупостью. И герой сразу необычайно прибавил в масштабе и значительности. Перед нами уже не рядовой армии обывателей, пошляков и мещан, а ее апологет, пророк и вдохновенный поэт. Легко заметить, что гаринский Тараканов имеет весьма приблизительное и условное отношение к событиям "Музыкальной истории", к профессии, которой он там владеет. Он - сам по себе законченное произведение искусства, а сюжет движется по своим законам. И кажется иногда: странно, что они рядом, в одной "истории".
Свадьба
Сюжет фильма узок и мал Гарину. Метафоре не пристало мелко семенить... Она должна широко вышагивать. Метафорический характер мышления требует широких жизненных пространств.
Если Чарли оказывается на заводе, то никогда не догадаешься, что это предприятие производит. Невероятное, фантастическое нагромождение валов, рычагов, шестеренок. Это завод-символ. Как сам герой. У героя есть имя и нет фамилии. У завода тоже только одно имя - завод. Такова последовательность чаплиновской метафоры.
Каждый художник ищет свою тему, своих "сообщников" в искусстве. Эрасту Гарину особенно впору придутся сказки-комедии Евгения Шварца. Перед войной он сыграет в "Тени" на сцене Ленинградского театра комедии. После войны - Короля в фильме "Золушка". Потом Короля в спектакле "Обыкновенное чудо". Потом вновь Короля в "Каине XVIII". И еще раз Короля в "Обыкновенном чуде", но уже на экране.
Ведьма
Что правильнее: актер нашел своего драматурга или драматург - актера? Это не самый существенный вопрос. Важно другое. Гарин естественно и свободно чувствует, живет и играет в пьесах Шварца. В пьесах, где все так странно и так необычно. Где сказочная фен может так же легко молодеть и стареть, как человек иногда краснеет или бледнеет. Где возможны самые неожиданные, волшебные превращения - например, медведя в красивого юношу, и довольно житейские, прозаичные - молодого человека в дикого зверя, едва его поцелует девушка. Где король больше смахивает на шута (как в "Золушке"), а шут считается королем ("Каин XVIII"). Где все так двусмысленно, как бывает только в цирке, когда искусный канатоходец демонстрирует свое "неумение" ходить по проволоке или фокусник объясняет свои секреты, хитря при этом с еще большей изобретательностью. Где автор с поразительной непринужденностью, словно играючи, поворачивает своих героев то одной, то другой, то третьей стороной. А Гарин с видимым удовольствием включается в эту игру, охотно принимая все ее условия.
В "Золушке" он - добродушнейший из королей, какие только правили в жизни и в сказках,- веселый, общительный, восторженный и суматошный. Будто и не король, а мальчишка какой-нибудь - так шаловлив и беспечен монарх сказочного королевства. И, конечно, он способен только на крайнее выражение чувств. Если он радуется, то беспредельно, безудержно, упоенно, "Позвольте вам представить,- обращается Король к гостям - девушку волшебно одетую, сказочно прекрасную, сверхъестественно искреннюю и таинственно скромную". А когда гневается, то делает это со свойственной детям и королям неумеренной вспыльчивостью: "К черту! К дьяволу! Ухожу в монастырь!" И все у него рядом, вместе - гнев и милость, грусть и веселость. Таким он нанисап у Шварца, таким его играет Гарин. Ребенком, получившим власть в сказочном королевстве, и королем, впавшим в счастливое детство.
Обыкновенное чудо
В "Обыкновенном чуде" его Король - быть может, самый сложный и самый парадоксальный из всех государей, когда-либо правивших в жизни и в сказках. Он вовсе не притворяется мягким, добрым, чистосердечным, когда испрашивает разрешения у Хозяина погостить несколько дней, когда беседует с ним так откровенно и дружески. Он таков и есть. В его прозрачных глазах столько умиления, за его робкими жестами такая бездна обворожительности, что зто естественно и легко переходит в нечто совсем противоположное. В одной из сказок Шварца есть такая реплика: "Умоляю вас, молчите! Вы так невинны, что можете сказать совершенно страшные вещи". Вот и Король так наивен и простодушен, что того и гляди, сделает какую-нибудь гадость своему ближнему. Например, угостит ядом. Сам автор назвал своего героя квартирным деспотом. "В сказке,- поясняет Шварц,- сделан он королем, чтобы черты его характера дошли до своего естественного предела".
Ревизор
Вот это органичное свойство шварцевского таланта более всего в стихии дарования Гарина. Он любит доводить до естественного предела каждую черточку характера своего персонажа. Он, как и Евгений Шварц, умеет открывать скрытое, обнажать тайное и всегда предпочитает говорить ярко, образно, метафорично. Пытаясь все-таки вникнуть в суть комического таланта Гарина, мы не можем, конечно, забыть, что ему довелось сыграть немало ролей вовсе и не эксцентрических. Иные из них он исполнил вполне профессионально, не более - хотя бы роль диверсанта в фильме "На границе" или вахтера в картине "Девушка без адреса". Но иные очень талантливо и своеобразно: в "Алеике", "Неоконченной повести", "Монете". И особенно интересной была роль доктора Калюжного, сыгранная на сцене ленинградского Театра комедии еще до войны. Безусловно, эта работа много значила для Гарина. Актер сыграл Калюжного так, как это было привычно в те годы, психологически подробно, достоверно и убедительно - передал движение характера, развитие мысли и чувства. О гаринском Калюжном много писали тогда. И многие склонны были считать, что именно в этой роли открылся подлинный Гарин - все предыдущее, мол, было только поиском.
Но вот поиски 20-х годов обернулись находками в 40-х, 50-х, 60-х. На сцене вновь появился проныра Гулячкин из "Мандата" Н. Эрдмана, Тарелкин из трагикомедии Сухово-Кобылина... На экране возникли масштабные фигуры чеховских персонажей. И, конечно, сказочные короли Е. Шварца.
Каин XVIII
Шварцевские персонажи при всем их разнообразии очень открытые и откровенные люди. Они с такой охотой и удовольствием сплетничают про самих себя, про свои достоинства и недостатки, что уже не остается никаких недомолвок относительно их подлинной сущности. Таковы и герои Гарина. И не только его короли из сказок. Альфред Тараканов, жених в "Свадьбе", дьячок Савелий из "Ведьмы" - все они вдохновенно откровенничают с экрана о людской пошлости, человеческом убожестве, нравственном уродстве, разлитом в мире. И персонажи эти встают во весь рост - на всеобщее" обозрение и осмеяние...