НОВОСТИ    БИБЛИОТЕКА    ЭНЦИКЛОПЕДИЯ    ССЫЛКИ    О САЙТЕ


предыдущая главасодержаниеследующая глава

Павел Кадочников (М. Жежеленко)

На первый взгляд актерская судьба Павла Кадочникова сложилась удачливо, легко и празднично. За тридцать лет работы в кино он сыграл более тридцати ролей, снимался у многих крупных режиссеров, стал одним из популярнейших актеров советского кинематографа, а после "Подвига разведчика" - надолго кумиром молодежи, получил звание заслуженного артиста РСФСР. И сейчас он еще далек от старости, полон сил и достаточно много снимается.

Однако по-настоящему счастливой была только первая половина актерской биографии Кадочникова. С середины пятидесятых годов в творчестве актера начался кризис, который до сих пор еще не вполне разрешился. Нет, тут виновато не беспощадное время. Кадочников - не "кинозвезда", сияние которой на кинематографическом небе обычно кратковременно. Он - актер характерный и актер перевоплощения. В двадцать лет он изображал на сцене людей, возраста которых и сейчас еще не достиг.

В двадцать лет он умел перевоплощаться как волшебник. Родной отец не узнал его в одном из спектаклей.

Мало кто из актеров начинал так блестяще, как Кадочников. Неотесанный, застенчивый, грубо окающий паренек из уральской деревни, паренек, не знающий даже азов начальной школы, - был почти без экзаменов принят в Ленинградский Театральный институт, а в 1935 году стал актером одного из интереснейших тогда театров Ленинграда - Нового Тюза. Стихийная одаренность "самородка" в сочетании с редкой трудоспособностью и почти фанатической любовью к искусству - дали замечательные результаты. В выпускном спектакле "Снегурочка" Кадочников играл роль Леля. Озорной и нежный, ласковый и неверный - его Лель напоминал в спектакле ускользающий солнечный луч. А затем, уже в театре, открылся длинный список ролей: седовласый старец патриарх из "Бориса Годунова", лощеный и ничтожный белогвардеец Куракин из "Музыкантской команды" Д. Дэля, веселый Сказочник в "Снежной королеве" Шварца и многие другие. На одном из спектаклей "Снегурочки" присутствовал С. Юткевич, который позже писал: "Запахнулся занавес, окончилась волшебная сказка о Снегурочке, и в памяти остался Лель - худощавый, стройный, с удивительными, широко раскрытыми глазами. Подкупают правдивость, верность интонаций, скромность, полное отсутствие развязности, какой-то особый, лирический строй дарования... Заглядываю в программу - новое имя: Павел Кадочников".

'Антон Иванович сердится'
'Антон Иванович сердится'

И вскоре Кадочников выступил в фильме Юткевича "Яков Свердлов" (1940).

...Главную черту Леньки Сухова Кадочников увидел в его юношеской, восторженной любви к Свердлову. Вот Ленька в первый раз приходит к Свердлову в Кремль. Его детские, круглые глаза, доверчивая, смущенная улыбка, все его милое, курносое лицо излучают эту любовь. С тех пор Ленька все время рядом со Свердловым. Постоянно мы видим его влюбленный взгляд. Но актер очень точно провел границу - и ни разу не перешел ее - между преданностью и услужливостью, между любовью и покорностью. Ленька в фильме относится к Свердлову не только не угодливо, а наоборот фамильярно: называет его Михалычем, опекает его и даже иногда ворчит.

Но легко было Кадочникову сыграть Леньку Сухова. Ведь в судьбе Леньки много общего с прошлым самого Кадочникова. Таким же, как Ленька, уральским пареньком с котомкой за плечами, в простой деревенской одежонке вошел и он когда-то в Ленинград. В этой роли актер чувствовал себя, как рыба в воде. Но Кадочников играл в фильме еще одну роль - Горького.

Черная развевающаяся крылатка, широкополая шляпа, сдвинутая на затылок, вдаль устремленный взгляд из-под бровей, медленная речь и стремительная, легкая походка - таким представал на экране молодой Горький. И самый искушенный зритель не смог бы распознать, что курносый мальчишка Ленька и мрачновато-торжественный, чуть статуарный Горький - одно лицо, один актер. Впрочем, для Кадочникова в этом не было ничего исключительного. Его способность к трансформации была в те годы так велика, что в спектакле Нового Тюза "Сказки Пушкина" он сыграл восемь ролей.

Вскоре после Юткевича Кадочникова заметил Эйзенштейн. В "Иване Грозном" актер сыграл три роли: Владимира Старицкого, халдея в пещном действе и царского духовника Евстафия. Но последнего зритель не увидел, так как третья серия, где он участвовал, не была закончена и не вышла на экран. Халдей - эпизодическая роль, хотя и виртуозно исполненная. Зато Старицкий - одна из центральных фигур фильма.

'Иван Грозный'
'Иван Грозный'

Сам по себе, вне конфликта, невольным участником которого он становится, Владимир в трактовке Кадочникова - существо простодушное и даже трогательное в своей слабости. Но как претендент на русский престол Владимир страшен. Когда во дворце решаются важные государственные дела, Старицкий, сидя на лестнице, с увлечением ловит муху. Вот уж кому действительно тяжела шапка Мономаха! Различие между его субъективной безобидностью и объективной виновностью превращает бесхитростного, слабоумного юношу в трагический, почти зловещий образ.

Главное качество Старицкого в исполнении Кадочникова - младенчество, инфантильность. У этого великовозрастного ребенка кроткие, телячьи глаза, которые с ужасом глядят на все происходящее. Он - только марионетка в руках матери, мечтающей посадить его на престол. Царская корона не нужна Владимиру, возможность власти пугает его.

Страхом и отчаянием наполняет Кадочников слова Старицкого, обращенные к матери: "Почто ты меня на власть толкаешь, почто на закланье отдаешь?"

Во время съемок "Ивана Грозного" Эйзенштейн подарил Кадочникову свою фотографию с надписью: "Дорогому Оборотню Павлу, с необыкновенной легкостью проходящему километры извилистых путей - с помощью одной свечки".

И впрямь, он был Оборотнем. В глазах зрителя еще стоял великовозрастный младенец Старицкий, а на экране уже шел фильм, где актер представал в образе, противостоящем Владимиру. Воплощенное безволие сменила воплощенная воля. В скуластом, твердом лице разведчика Алексея Федотова ("Подвиг разведчика" Б. Барнета, 1947) просто невозможно было узнать расплывчатые черты, полуоткрытый рот, робкий взгляд князя Старицкого. И все это почти без грима!

'Иван Грозный'
'Иван Грозный'

Задача в фильме "Подвиг разведчика" осложнялась тем, что самому Алексею приходилось играть немца Эккерта, в образе которого разведчик едет на оккупированную территорию.

Вся картина сделана на русском языке без включения немецкой речи, а вместе с тем подразумевается, что Эккерт говорит по-немецки. Как это показать? Кадочников находит прекрасный прием: его Эккерт картавит. Раскатистое "р" придает произношению артиста характерные для немецкого языка жесткость, твердость. Внешность Кадочникова в роли Эккерта никак не изменяется. То же, что у Алексея, гладко выбритое, открытое, скуластое лицо. И вместе с тем совсем другое. Вместо ясного взгляда и немного смущенной улыбки Алексея - самодовольная, наглая усмешка, все оценивающий, прищуренный глаз: типичный делец, коммерсант.

'Подвиг разведчика'
'Подвиг разведчика'

Была у актера в этой роли еще и другая сложность, психологическая. Он должен был передать тонкую гамму чувств своего героя. Ведь Алексей ходил по улицам родного города, а ему приходилось не только смотреть на то, как фашисты унижают его соотечественников, но и самому, хотя и чисто внешне, участвовать в этом унижении. Вспоминается такой эпизод. Алексей узнает, что один из трех уцелевших участников большевистского подполья, разгромленного фашистами, предатель. Но кто именно - неизвестно. Нужно проверить. И вот разведчик в немецкой форме едет по первому из трех адресов. Ему открывает старик. "За мной! - яростно кричит Алексей, - в машину, шнеллер!" Выехав за город, Федотов приказывает старику выйти из машины, грозя расстрелом, требует, чтобы тот назвал членов подполья. Старик молчит. Потом поворачивается и подставляет спину для выстрела. Тогда Алексей садится в машину и стремительно уезжает. Старик недоуменно смотрит машине вслед. А на лице сидящего за рулем Алексея и облегчение, и боль, и гордость за человека, и чувство невольной вины перед ним. На секунду маска сброшена, но вот она снова надета - нужно ехать по второму адресу.

'Повесть о настоящем человеке'
'Повесть о настоящем человеке'

Это был романтический, приключенческий фильм, и Кадочников имел в нем оглушительный успех.

Успех был закреплен еще одной героической ролью Кадочникова - образом Алексея Мересьева в "Повести о настоящем человеке" А. Столпера (1948).

Мужество, воля, сила летчика были переданы актером естественно, без всякой помпезности.

Но, как это ни звучит парадоксально, удача этих двух фильмов породила ряд неудач в последующем творчестве Кадочникова. В кино, как и во всем искусстве в те годы, индивидуальный характер был не в чести. Стремление к неверно понятой типичности совершенно вытеснило личность, характер. Герои многих фильмов так называемого периода "мало-картинья" были не живыми людьми, а носителями определенных функций. Обнаружив нужные им функции (сумму положительных качеств) в героях Кадочникова, режиссеры схватились за него как за соломинку. Замелькали на экранах очень похожие друг на друга, а значит уже не похожие на живых людей герои Кадочникова: Ратанов в "Голубых дорогах", Добрынин в "У них есть Родина", Ковшов в "Далеко от Москвы". Повторение в искусстве - всегда дорога к штампу. Необычайно разнообразный актер вдруг стал типажом. То, что для Кадочникова было творчеством в фильмах "Подвиг разведчика" и "Повесть о настоящем человеке", повторяясь из фильма в фильм, стало комбинацией однообразных приемов.

'Балтийская слава'
'Балтийская слава'

Но вот, в середине пятидесятых годов, советское кино начало набирать новую высоту. И Кадочникову снова повезло. Ему довелось сыграть роль в одном из первых фильмов этого нового этапа - в "Большой семье" И. Хейфица (1954). Каким неожиданным показался образ Скобелева после стольких однотипных героев Кадочникова! Если их главной и едва ли не единственной чертой была твердость, то Скобелев был как раз человеком мягким. Эта мягкость проступала даже во внешности актера - вялое рукопожатие, расхлябанная походка, растерянный взгляд из-под очков. Свою беспомощность Скобелев маскировал наигранным скепсисом и равнодушием к людям. На самом деле он тянулся к душевному теплу. И, получая это тепло, Скобелев сторицей отплачивает за него. В конце фильма Скобелев - этот слабый "интеллигентик" встает на защиту женщины, влепляя пощечину мерзавцу, оскорбившему ее. Но, сделав это, Скобелев страшно смущается, бормочет извинения и убегает... Перед нами предстал живой человек, и мы полюбили его, потому что узнали. Мы полюбили Скобелева - с его иронией, беспомощностью, добротой, заиканием, с неповторимой привычкой, разговаривая, вертеть ключ на пальце.

'Хлеб и розы'
'Хлеб и розы'

Но опять удача актера восстала против него самого. В пятидесятые годы на сцену и на экран хлынули целым потоком человечность, теплота и мягкость. На смену суровому, аскетическому герою прошлого десятилетия должен был прийти и пришел новый герой - человечный, мягкий, застенчивый, неловкий. В поисках актеров, годных для воплощения такого героя, режиссеры, разумеется, в первую очередь вспомнили об исполнителе роли Скобелева. И появились на экранах "братья" Скобелева в исполнении Кадочникова - милые, неловкие, застенчивые, спотыкающиеся, заикающиеся, но внутренне цельные люди - герои "Медового месяца", "Хлеба и роз", "Самого медленного поезда". Переходя из фильма в фильм, и этот образ стал штампом. Таким образом, Кадочникову - недавнему создателю одного штампа - суждено было стать автором другого штампа - "антиштампа" по отношению к первому.

'Большая семья'
'Большая семья'

Отчего так получилось в творчестве Кадочникова уже во второй раз? Отчего Оборотень вдруг становится не только легко узнаваемым, но однозначным? Оттого, думается, что Кадочников слишком беззаботно доверяется своему успеху, слишком легко плывет по его течению. Он начинает то и дело канонизировать самого себя, любоваться собой, брать с себя пример. Быть может, это оборотная сторона, изнанка вечной удачливости "самородка", которому с юных лет "везло". Успех ведь всегда грозит актеру искушением остановиться.


Но побеждают те, которые продолжают "езду в незнаемое", которые идут в своих поисках на преодоление самих себя, на преодоление собственного успеха, чтобы через неудачи и трудности прийти к новому успеху.

К счастью, в Кадочникове много осталось от упорства того уральского паренька, который сумел побороть и победить в себе то, что ему мешало: резкость, грубоватость, анархические задатки в характере, нескладность фигуры - и в течение годов учебы в институте обрести, выработать в себе обаяние мягкости, доброты, бесхитростности, проходящей через большинство его самых разных экранных ролей. Недавняя работа в фильме "Музыкантская команда" доказала, что творческие мускулы Кадочникова еще не ослабли. Роль Чулковского - неожиданна в творчестве Кадочникова: роль "на преодоление" этого самого, уже как будто неотъемлемого от него "обаяния". (В фильме "Музыкантская команда" Кадочников дебютировал в качестве режиссера, но этого мы касаться не будем, так как статья посвящена актеру Кадочникову.)

'Запасной игрок'
'Запасной игрок'

Музыкант Чулковский - пожилой, некрасивый и мрачный человек. Он держится в полку особняком. Он сердит, колюч, ворчлив, кажется тугодумом. Но бурлят в нем энергия и сила. И ощущается в этом нелюдимом грубияне большая человеческая порядочность и надежность. Роль маленькая, почти эпизодическая, но она в фильме запоминается больше других.

Будем же надеяться, что дальнейший творческий путь Кадочникова будет не гладким и накатанным, а действительно "извилистым", с неожиданными поворотами, как предрек когда-то актеру С. М. Эйзенштейн.

М. Жежеленко

предыдущая главасодержаниеследующая глава










© ISTORIYA-KINO.RU, 2010-2020
При использовании материалов проекта активная ссылка обязательна:
http://istoriya-kino.ru/ 'История кинематографа'

Рейтинг@Mail.ru

Поможем с курсовой, контрольной, дипломной
1500+ квалифицированных специалистов готовы вам помочь