Этот популярнейший французский киноактер известен нашему зрителю больше по книгам киноведов, нежели из фильмов, а их у Бельмондо уже около сотни. Беглое знакомство с ним все же состоялось несколько лет назад, когда по случаю недели французского фильма на наших экранах мелькнула приключенческая лента режиссера де Брока "Человек из Рио". Может, кто-нибудь помнит?.. Древние ацтекские статуэтки, алмазный клад, бразильские зелено-голубые просторы и неземной, открыточной красоты Рио-де-Жанейро, где разыскивал булыжники-алмазы герой Жана Поля Бельмондо.
Свой забавный и стандартный фильм де Брока снимал в 1963 году, и в том же году в июльской книжке журнала "Синема" французский киновед Жан Вагнер словоохотливо объяснял соотечественникам актера, что такое его легенда, его миф, живущий в сознании миллионов почитателей таланта Бельмондо. Забегая вперед, скажем, что в том же самом 63 году "наш незнакомец" Бельмондо был уже выразителем настроений определенной части послевоенной французской молодежи и ее кумиром, воплощением особого отношения к жизни - "бельмондизма", и, естественно, самым кассовым французским киноактером, "перехлестнувшим" славу недавно умершего Жерара Филипа.
Так было в шестьдесят третьем, истоки же мифа Бельмондо лежат в конце пятидесятых. Но предварим наш разговор традиционной актерской "метрикой".
Жан Поль Бельмондо родился 9 апреля 1933 года в парижском предместье Нейи-сюр-Сен. Семнадцати лет он начал свое не вполне удачное кочевье по театральным подмосткам, в двадцать - поступил в парижскую Консерваторию. С 1956 года стал сниматься - сначала у режиссеров второсортных, вроде Марка Аллегре, потом на эпизодическую роль его ангажировал прославленный Марсель Карне в картину "Обманщики".
'На последнем дыхании'
И Бельмондо сыграл анархиста Лу, молодого любителя "сладкой жизни", нахально проводящего в жизнь растрепанную экзистенциалистскую программу золотой молодежи Сен-Жерменского предместья. Той самой молодежи, которая еще в начале пятидесятых, надев шотландские рубашки и джинсы, расплевалась со всеми родительскими внушениями, проповедовала, что все дозволено и сочиняла грошовые подражания Вийону. В своем мелодраматическом и поверхностном фильме Карне использовал редчайшую социально-историческую типажность Бельмондо. Типажность в том смысле, что на экране его долговязая фигура, обаятельная некрасивость, опрокидывающая все каноны "киношной" привлекательности, его нагловатая мина и хамские повадки как бы фокусировали в себе социально-психологические черты шалого поколения пятидесятых годов.
Того самого молодого поколения, которое по своему малолетству не могло проникнуться надеждами освобожденной Франции. Которое не знало идеалов Сопротивления, вдохновлявших их отцов на борьбу с фашизмом. Которое верило отныне только тому, что можно было, так сказать, потрогать, всему материальному и вещественному, отметая любые "словеса" и прекраснодушие. Которое презирало нравственные ценности, упивалось собственным эгоистическим индивидуализмом и независимостью от общественных заповедей.
Выразить этот новый социальный феномен и создать свою легенду Бельмондо удалось не сразу. Своего героя Бельмондо набросал резкими штрихами в фильмах пятьдесят девятого года: "Взвесь все за и против" Клода Соте и "Двойном повороте ключа" Клода Шаброля. Эти две роли любопытны по ряду причин. У Клода Соте Бельмондо сыграл молодого вора Эрика Старка, действующего в союзе с гангстером Давосом и гибнущего от руки полиции. И впоследствии Бельмондо с переменным успехом будет упрямо создавать галерею своих гангстеров, во многом отличающихся от апробированного десятилетиями американского канона - от героев Хэмфри Богарта, молодого Спенсера Трэси или Джеймса Кегни. Гангстеры Бельмондо - чаще всего молодые люди, неосознанно и рьяно принимающие в штыки буржуазный жизненный уклад со всеми его писаными и неписаными законами. Тот же Эрик Старк одержим идеей гангстерской вольницы, бунтарски и антибуржуазно окрашенной, - пускай он утверждает извращенную и безнравственную норму поведения, но покорному "быдлу", тупо почитающему законы, оберегающие его сытое и растительное существование, уподобиться не желает.
С самого начала кинематографической карьеры коммерческое кино адаптировало и по-своему приручило бунтарскую природу Бельмондо, срастив ее с канонами гангстерского и черного фильма - от него, как говорится, и пошли все беды сегодняшнего Бельмондо. Но об этом после.
Другой путь использования Бельмондо в кинематографе обозначен в его роли Ласло Ковача в картине Клода Шаброля. Каков он, этот Ласло? Да все так же дерзок, откровенно циничен и непримирим по отношению к ненавистному ему укладу, но... язвительная и уничтожающая бравада нисколько не мешает Пасло Ковачу пробраться в ультрабуржуазную, даже патриархальную семейку с твердым намерением прибрать к рукам капиталы вместе со смазливой и глуповатой дочкой. Судя по анархическому запалу его филиппик в адрес сыночка из хорошего дома Анри, Ковача можно принять чуть ли не за революционно настроенного юношу, но в том-то и дело, что его мятежность мнимая, что, по сути, она лишь маска, а вернее, удобное средство урвать себе жирный кусок буржуазного пирога. Как точно писал уже упоминавшийся нами Жан Вагнер, Ласло - Бельмондо отрицает все и вся "из юношеской страсти отрицать, нежели по убеждению или из желания бороться против социальной несправедливости. Он вовсе не прочь попользоваться благами буржуазии. Его смущает не богатство, а то, что оно навязывает ему определенный образ жизни. Деньги же для Ласло должны способствовать не порабощению, а освобождению... Персонаж Бельмондо - нечто вроде анархиста, человек с периферии буржуазного общества, а его единственная программа: не уважать ничего и никого".
'Барсалино'
В социальной неопределенности Ласло - Бельмондо, видимо, таилась причина его неуспеха у публики - вероятно, для вящей убедительности нужно было уничтожить раздвоение Бельмондо, соединить бунтаря и гангстера в одно. Это и проделал Жан Люк Годар в своем, пожалуй, самом человечном и "не мудрствующем лукаво" фильме "На последнем дыхании", где Бельмондо сыграл свою лучшую, на наш взгляд, роль - Мишеля Пуаккара. Роль, ознаменовавшую эпоху "бельмондизма" (так окрестил социально-психологическую суть героя Бельмондо журналист Мишель Марисо), роль, ставшую для героя нашего очерка квинтэссенцией его актерского мифа.
'Нежный проходимец'
Итак, Мишель Пуаккар, молодой человек без определенных занятий. По-детски припухлые, полуоткрытые губы, обслюнявленная сигарета в зубах, которую язык попеременно загоняет то в один, то в другой уголок рта, надвинутая на глаза мягкая шляпа, мешковато сидящий, не лишенный элегантности серый костюм (вероятно, с чужого плеча) и расхлябанная походка. Сейчас он смачно выругается, украдет чужую машину и помчится куда глаза глядят, паля из пистолета (хозяин забыл в машине!) в летящие деревья и солнце. Украдет машину не из желания поживиться - сбыть с рук, набить кошелек - нет, просто покататься и дать поиграть ветру его растрепанными патлами, а когда какой-то там ажан погонится за ним, он просто его прикончит, потому что нечего мешать причуде Мишеля, если ему такое взбрело на ум. И так во всем: с прямо-таки подкупающей непосредственностью заглянет к подружке легкого поведения, и, пока та что-то ему болтает про свои делишки, Мишель столь же непринужденно опустошит ее карманы. Потом заведет шашни со смазливой американкой Патрицией, которую притягивает стопроцентность отважного и удобного любовника и мужская бесшабашность Мишеля. В интрижке с Патрицией Мишель небрежен, рыцарствен и в то же время непочтительно развязен, - в его отношении к ней проступает тщательно скрываемая жажда человеческого тепла или просто обыкновенного общения и демонстративное наплевательство. Мишелю в общем все равно, что постель лишь на время соединяет их, психологически несовместных партнеров, как и совершенно безразлично, что Фолкнер - не любовник Патриции, а какой-то великий писатель, написавший роман "Дикие пальмы", который мусолит Патриция. Мишель знает, что полиция не даст уйти убийце ажана, что его Ждет гильотина, и, как бы вопреки здравому смыслу, он, не успев понадежнее укрыться от преследования, спокойно рассиживает в чужом фотоателье и строит планы поездки в Италию. А когда Патриция из страха потерять парижскую визу выдаст Мишеля, он спокойно отнесется к этому и, застигнутый полицией, бросится бежать под равнодушными взглядами прохожих. Полицейская пуля ударит в спину, он припадет к земле, опять бросится вперед и только от третьей пули рухнет на замызганный асфальт, перед смертью бросив в лицо растерянной Патриции ругательство, и та, не поняв этого крепкого арготического словца, растерянно спросит с экрана, что оно означает...
'Знаменитые любовные истории'
О Мишеле Пуаккаре критики исписали сотни возмущенных и сочувственных страниц. И те и другие нередко попадают в цель. Да, Мишель Пуаккар - Бельмондо живет в беззаконии и нелегальной вольнице вовсе не потому, что таково веление необоримого рока, того самого, который некогда вел к гибели "большого Жана Габена" в удивительных лентах Марселя Карне. Мишель Пуаккар живет "на последнем дыхании" и на износ, его самоистребление совершенно сознательно: это его жизненная позиция. Он не принимает общество: ведь оно требует, чтобы ты работал, но зачем надрываться, когда можно, бездельничая, иметь деньги. Герой Бельмондо не верит ничему на слово и отвергает любую буржуазную "пропаганду", потому что, дескать, всякая болтовня о врожденной доброте человека и его возвышенных чувствах - неконкретная чепуха. Христианские заповеди отменил расхожий экзистенциализм: добро и зло - понятия амбивалентные, а права и обязанности человека зависят от ситуации ("пограничной", как учат экзистенциалистские философы), а она полностью развязывает руки: все позволено и все средства хороши, только бы тебя не объегорили.
'Злоключения китайца в Китае'
Мишель Пуаккар свободно разгуливает в мире, который завоевал. В нем он сам определил себе ценности - одна из них любовь, понимаемая им сугубо утилитарно, то есть только с чисто физической стороны. Любовь - ценность относительная, а вот дружбу - мужскую, преданную дружбу стоит уважать и ценить без оговорок.
'Безумный Пьеро'
Мишель сознательно отрешился от общества, потому что не желает считаться с его регламентированным укладом - он хочет по-своему реализовать данную ему свободу. И в то же самое время он все-таки сильно отличается, скажем, от американских "бунтарей без причины" - шалых парней Марлона Брандо и Джеймса Дина, бунт которых составлял смысл их существования. Общество они не принимали, но и не думали поживиться за его счет. Программа Мишеля Пуаккара все же буржуазно окрашена.
Выломившийся из привычных отношений "общества потребления", он не прочь реализовать их навыворот. И его развязность, нахальная, нигилистическая бравада - отчасти маска: больше всего герой Бельмондо боится остаться с носом (об этом не помышляли "дикие сорванцы" Брандо и Дина). Поэтому он и "ломает комедию" - за его насмешливостью и иронией прячется душевная неуверенность, боязнь обнаружить, что тебя провели. Его сквернословие, хамство, режущая безапелляционность суждений наперекор ходячим истинам, его благоговение перед силой входят в игру. Это своеобразное выражение стыдливости, почти робости, которая ради самоутверждения превращается в зубоскальство. Герой Бельмондо не разрушитель только потому, что внутренне слаб, а его агрессивность - скорее форма самообороны.
Разрушительную сторону героя Бельмондо и приняли в штыки "тартюфы" всех мастей, накинувшиеся в свое время на фильм Годара. Зато левацки настроенной молодежи герой Бельмондо весьма пришелся по душе. Ей в высшей степени импонировали не только его бунтарство и цинизм, но и неприкаянность, отчужденность Мишеля от общества, тоска по человеческому теплу и добрым дружественным связям.
Мишель Пуаккар явился наиболее целостным выражением актерского мифа Бельмондо. Однако Бельмондо понимал, что ему грозит опасность навсегда остаться Мишелем Пуаккаром.
'Безумный Пьеро'
Поэтому свою разрушительную легенду Бельмондо всячески разнообразит. На гребне баснословного успеха он сыграл немало вариаций своего Мишеля - в "Развлечениях" Дюпона, в фильмах Жана Пьера Мельвиля, в "Безумном Пьеро" Годара, этом рассказе о последних романтических любовниках атомного века. Но он сыграл и роль, совершенно, казалось, противоположную своему легендарному Пуаккару - интеллигента Мишеля в фильме Витторио де Сики "Чочара", с Софи Лорен.
Левонастроенный интеллигент - "очкарик", простодушный, трогательно неловкий и не без идей - на первый взгляд резкий антипод годаровскому цинику. Но секрет и своеобразие героев Бельмондо как раз заключается в той особой ретуши, с помощью которой актер "прописывает" символический канон своей легенды. В Мишеле сквозят неприкаянность и скрытое недовольство, он боготворит силу, ведет опасную игру со смертью и презирает ее.
Подобно американцу Хэмфри Богарту, Бельмондо умеет вырвать свой персонаж из мифического штампа или полного клише. Он превосходно чувствует себя в любом обличье - будь то плутоватый священник Леон Морен или романтический мститель Картуш.
Новизна этих персонажей, по сути, во внешних оттенках и изощренных фабульных хитросплетениях. Но подчас, увлекаемый волной бешеного успеха и миллионными гонорарами, Бельмондо теряет свое лицо и просто подыгрывает знаменитостям - удивительной Жанне Моро в "Модерато кантабиле" или престарелому Жану Габену в "Обезьянке зимой". Таких картин у Бельмондо. впрочем, не очень много.
После "Безумного Пьеро" в фильме Годара Бельмондо расстался с двойниками Мишеля и с головой ушел в гангстерский и черный фильм.
В "костюмных приключенческих" он появлялся редко, разве что в "Злоключениях китайца в Китае", где Бельмондо попросту кривлялся рядом с Урсулой Андрес, демонстрирующей в стотысячный раз всевластие гибельных женских чар.
Гангстерский фильм для западного кинематографа второй половины шестидесятых годов - явление повсеместное. Итальянцы неуклюже возрождали его, копируя американские шедевры тридцатых годов. Законодатели этого жанра вливали в старые бурдюки свежие вина, сдобренные сиюминутными социальными или психологическими пряностями дня. Французы честно и не без юмора стряпали эти ленты по расхожим рецептам, щекоча нервы обывателю небывалыми бандитскими подвигами и будоража его дремлющие втуне "разрушительные возможности". Эти нехитрые киношные поделки Бельмондо щедро окрасил бунтарскими тонами своей индивидуальности. Более того, гангстерские фильмы Бельмондо по-своему расцветили его легенду.
Она зазвучала более конформистски, с "домашними" модуляциями и обертонами в том смысле, что гангстер Бельмондо не "взаправдашний" нарушитель буржуазного спокойствия.
В плоеной пене кружевного жабо, в радующем глаз костюме он лукаво совершает ряд сногсшибательных ограблений в интерьерах начала века, пресловутой belle epoque ("Вор" Луи Малля). Такой Бельмондо - нередкий телевизионный гость, отлично вписывающийся в обжитой буржуазный уют, залитый голубым, мерцающим сиянием экрана. Бельмондо приходит развлечь скучающего буржуа и выполняет свою миссию, ни на йоту не отступая от жанра. Но есть и другой Бельмондо - вроде бывшего гонщика Франсуа Олэна, гангстера под кличкой О, шофера у братьев Шварц, лихих специалистов по очистке банковских сейфов (фильм Робера Энрико "О"). Проделки О - Бельмондо отдают штампом гангстерского сюжета, набившим оскомину, - разрыв с "шефом", собственный план ограбления банка, арест, побег из тюрьмы, похищение в союзе с дружками пятидесяти миллионов, потом ловушка Шварцев не без помощи миловидной манекенщицы Бенадетты, кровавая месть О шефам и добровольное препоручение себя заботам полиции.
'Безумный Пьеро'
Стандартность полицейского фильма налицо - ее-то по-своему и преодолевает Бельмондо, в герое которого так сильно проступает социальный изгой, бесприютный и надломленный, бросившийся в гангстерскую авантюру, чтобы хоть на миг глотнуть воздуха свободы и удачи, пожить без оглядки на предписанное, а потом за все заплатить головой.
Впрочем, далеко не всегда "гангстеры Бельмондо - всеотрицатели... дерущиеся против мира в свирепой ярости обреченного", как писалось в нашей критике. И вот тому пример. В 1970 году режиссер Жак Дере выпустил боевик "Борсалино" о двух знаменитых гангстерах, реально державших в своих лапах Марсель в начале "незабвенных тридцатых" (время беспробудного бандитизма, которое так охотно изображает теперь американский кинематограф. Кстати, и название фильма - "Борсалино" не что иное, как модный в ту пору стиль гангстерских шляп). В этой картине Дере Бельмондо честно сыграл прописное "мужество" гангстеризма, и никакой нигилистической бравады не было в помине.
И это весьма поучительно - сегодняшний миф Бельмондо в стадии перерождения не только потому, что не за горами сорокалетие актера и пора, так сказать, остепениться. Бельмондо сейчас на распутье, и не случайно во французской критике раздаются редкие, но мощные голоса раздражения (скажем, по поводу его работы в неудачном фильме Франсуа Трюффо "Миссисипская русалка"). Не стоит, думается, хоронить Бельмондо, даже по первому разряду, потому что это актер редчайшего, подлинно кинематографического таланта.
Еще в начале шестидесятых Жан Габен, оказавшись с Бельмондо на съемочной площадке в картине Анри Вернея "Обезьянка зимой", сказал осаждавшим его журналистам, что никакой "новой волны" не существует, а Бельмондо - честный труженик, работающий, как когда-то работал сам Габен у Карне или Дювивье. Стоит это замечание развить. Бельмондо - актер, всем своим существом точно чувствующий фотографическую природу кино. У него редчайший дар жить, а не лицедействовать, быть, по выражению известного киноведа Зигфрида Кракауэра, "объектом среди объектов" на экране, не изменяя предельной натуральности в любой момент экранного времени. Его мимика, жесты, повадки в высшей степени кинематографичны; как удивителен и феномен его фактуры, то, что он умеет выразить лицом, голосом, телом, - та сдержанная, нервная напряженность, которую он ни на секунду не выпускает из-под контроля. Он - мастер непринужденной импровизации, эффектного в своей социально-психологической точности жеста.
Ведь и актерская легенда Бельмондо, главным образом, основана на "фотогении" его внешнего облика. Бельмондо нравится потому, что похож на первого встречного. Он не какой-нибудь "парикмахерский красавчик" Роберт Тейлор или ироничный, одухотворенный интеллигент Жерар Филип. Бельмондо - двойник человека из кинозала. Он восхищает своей безрассудной отвагой, игрой со смертью. Он умеет добиться своего, одержать верх. А некрасивость его - дополнительный плюс, - хоть Бельмондо и причислен к "звездному сонму", он человек обыкновенный, похожий на большинство, что привлекает особые симпатии французского зрителя.
Известный кризис превосходного актера Жана Поля Бельмондо - это кризис его исторической типажности, это изменение социально-психологической атмосферы, контактирующей с этой типажностью. Это и кризис ее "рефлектора" - французского кино, которое сейчас топчется на месте.
Конечно, в коммерческом кинематографе, независимо от его национального ярлычка, дел для Бельмондо - непочатый край - с торгового конвейера непрерывно сходят мелодрама, вестерн, комедия, костюмный исторический фильм. Сыграть в них для Бельмондо не задача. Но остановит ли он свою съемочную карусель, решит ли, что важней - миллионы, двусмысленный ореол звезды, сплетни журнальчика "Синемонд" или серьезное искусство, действенное и очень нужное людям, и создаст ли Бельмондо новый социальный миф, подобно легенде Мишеля Пуаккара, покажет будущее. Жаль, если этого не произойдет. Очень жаль...