Любимый осенний эпизод Мунзука

Максим Максимович очень любит животных, и долгое время ждал, когда мы начнем снимать оленей в эпизоде "Тайга, озаренная луной". Оленей для этой съемки не покупали, поэтому их и не было. Задумали снимать скрытой камерой, т. е. длиннофокусной оптикой, и подальше от животных. Конечно, мы не знали, как поведут себя олени, но хотелось приблизить их действия к сценарному замыслу. В сценарии эта сцена записана так.

Слышится рев изюбров. Арсеньев и Дерсу стоят под деревом и прислушиваются. Совсем близко от них ревет изюбр. Он начинает с низких нот, постепенно переходит на высокие и заканчивает густой низкой октавой.

Дерсу отвечает ему на берестяном рожке.

Почти тотчас же слышится треск сучьев и появляется стройный олень, идущий грациозной походкой, покачивая головой и поправляя рога, задевающие за сучья деревьев. Он поразительно красив.

- Гляди, капитан,- тихо произносит Дерсу,- осенью изюбр самки собирай. Маленький олень много-много делай!

И как бы в подтверждение слов Дерсу, из густых зарослей выходят три оленьи самки. Изюбр чувствует себя победителем, высоко поднимает голову, издает могучий рев.

В это время откуда-то совсем близко, как бы в ответ на вызов изюбра доносится другой рев, но мелодия его несколько иная, ноты расположены не в том порядке, как у изюбра.

- Капитан понимай, какой это люди?- тихонько спрашивает Дерсу у Арсеньева.

- Наверное изюбр, но только старый.

- Нет, это амба. Его шибко хитрый, его всегда так изюбра обмани. Изюбр думай - другой изюбр кричи, амба скоро изюбр понимай есть.

Как бы в подтверждение слов Дерсу, изюбр отвечает на рев тигра громким голосом. Тигр отвечает, ловко подражая крику оленя. Только под конец его рев заканчивается коротким мурлыканьем.

Дерсу взволнован. Арсеньев невольно чувствует страх.

Вдруг Дерсу начинает кричать:

- А та-та-та-, та-та-та-та, та-та-та...

Испуганные его криком изюбры шарахаются в сторону и убегают. Дерсу бросается к березе, срывает с нее кору, поджигает, наматывает на палку и поднимает вверх, как факел.

Дерсу: Капитан, амба близко. Наша быстро назад ходи.

Арсеньев берет ружье на руку.

- Я боись амба,- улыбается Дерсу.- Но пусть он тоже боись меня...

Выпавший снег не дал нам возможности приступить к съемке этого эпизода. Даже выехавший за триста километров главный оператор фильма Юрий Гантман со специальной группой ожидал целую неделю такого уникального свидания оленей, но они так и не появились. Этот период "брачных свиданий" бывает осенью всего несколько дней. Нам, к сожалению, не удалось запечатлеть это на пленку, поэтому отпала необходимость в досъемках Юрия Соломина и Максима Мунзука к этому эпизоду. Как ни переживал Максим Максимович, как ни пытался уговорить нас не выбрасывать из сценария его любимый осенний эпизод, ничего не получалось. Природа не давала согласия!

Вместо него была придумана сцена фотографирования Арсеньева и Дерсу, которая украсила наш фильм. И текста там совсем почти не было, но зритель воспринимает ее с доброй улыбкой. Максим Максимович, просмотрев оригинальные фотографии Арсеньева и Дерсу, точно уловил выражение лица, манеры поведения своего героя и удачно передал их на экране.

29 октября съемочная группа уехала в отдаленный район, чтобы доснять еще один осенний объект "Деревня староверов".

На этот раз я упущу и содержание кадра, и те сложности, которые пришлось преодолевать. В фильм эпизод не вошел.

После этого мы снимали несколько дней ночные сцены. Погода стояла холодной и мешала нормально работать Мунзуку, но он преодолевал все невзгоды ради создания образа Дерсу Узала и, конечно, доказывал тувинскую выносливость, закалку и трудолюбие. Эпизод, который мы снимали, назывался "Бизак в окрестностях реки Иодзыхе".

Дерсу сидит у костра и поет. Половина его фигуры озарена пламенем и кажется ярко-красной. Другую половину освещает голубоватый свет луны; кажется, будто здесь сидят двое: один человек красный, другой - синий.

Подходит Арсеньев, видит Дерсу, останавливается.

Рядом с Дерсу лежат топор и винтовка. Уткнув себе в грудь небольшую ветку, Дерсу строгает ее ножом и тихо напевает какую-то песню. Это однообразное, унылое и тоскливое пение.

Он не дорезает стружки до конца, они загибаются одна за другой, образуя султанчик. Взяв палочку в правую руку и прекратив пение, он вдруг обращается к кому-то в пространство с вопросом и слушает, слушает напряженно, но кроме шума воды никаких звуков не слышно.

Тогда он бросает стружку в огонь и принимается строгать новую. Потом достает пустую консервную банку, наливает з нее водку из бутылки, обмакивает в нее указательный палец и по капле бросает на землю во все четыре стороны. Опять что-то кричит и прислушивается.

Далеко в стороне раздается крик какой-то ночной птицы. Дерсу вскакивает на ноги. Он громко запевает ту же песню и выливает в огонь весь спирт. В костре вспыхивает синее пламя. Затем Дерсу бросает в костер листья табака, сухую рыбу, мясо, соль, рис, муку, кусок синей китайской ткани, новые китайские чувяки, коробок спичек и, наконец, пустую бутылку.

Он перестает петь, садится на землю, опускает голову на грудь и глубоко о чем-то задумывается.

Арсеньев подходит к нему. Услышав его шаги, Дерсу поднимает голову. Взгляд его полон глубокой тоски.

- Дерсу,- спрашивает Арсеньев,- почему ты сидишь здесь один, что-нибудь случилось?

Дерсу ничего не отвечает и снова опускает голову. Арсеньев садится напротив него у огня. Молчание...

Опять повторяется крик ночной птицы. Дерсу спешно поднимается с места и, повернувшись лицом в ту сторону, что- то громко кричит. В его голосе звучит грусть, страх и радость... Снова наступает тишина. Дерсу тихонько опускается на свое место и поправляет огонь.

- Капитан,- обращается он к Арсеньеву,- вон там моя жена, дети умирай... оспа... все оспа боись... жена, дети, дом - все вместе сжигай...

Низко опустив голову на грудь, Дерсу глубоко задумывается. Арсеньев с безмолвным сочувствием смотрит на Дерсу.

- Моя прошлой ночью плохой сон видал,- признается Дерсу, - худой юрта скоро совсем падай... в юрте жена, дети... Все замерзай, кушать нету... Потому моя сюда приходи, все им давай.

- Значит крики этой птицы...- недоговаривает Арсеньев.

- Моя думай, это была жена, его душа... Теперь она все получай. Наша можно обратно ходи.

Дерсу встает, разбрасывает ногами костер и затаптывает огонь. Теперь Арсеньева и его освещает лишь голубой лунный свет.

Во время съемки особых сценарных изменений не было, только в процессе монтажа сделаны некоторые сокращения.