Юрий Соломин (Е. Стишова)

Юрии Соломин

Начнем с конца.

Сейчас, когда пишутся эти строки, Юрий Соломин снимается в роли Телегина в многосерийном телефильме по известному роману А. Толстого "Хождение по мукам". Можно предположить почти безошибочно, что Соломин снова на пороге крупного успеха. Когда эти заметки попадут к читателю, намерение их автора поразмыслить о творческой судьбе актера скорее всего утонет, растворится в громе рукоплесканий...

Легко представить, каким обаятельным и интеллигентным будет Иван Телегин в исполнении Юрия Соломина. Как ловко и привычно будет сидеть на нем комиссарская кожанка. А может быть, не кожанка, а гимнастерка с петлицами, какие носили в гражданскую красные командиры. Но этот актер словно родился в гимнастерке. Военная форма не унифицирует его. Напротив. Она словно уравновешивает мягкий лиризм Соломина, берет его в рамку мужественности, отваги, самопожертвования.

Итак, еще никто не видел ни кадра из нового сериала, разве только фото в иллюстрированных журналах, а уж воображение рисует чуть ли не в деталях, каким будет Телегин у Соломина. Миллионы зрителей ждут его именно таким - интеллигентным, мягким, то застенчивым и даже робким, то непреклонным, решительным, способным на подвиг без громких слов и эффекта. Пусть чуть-чуть, но все-таки похожим на капитана Кольцова, на героя, с которого началась слава Юрия Соломина.

Слава застала его врасплох в те пять апрельских вечеров 1970 года, когда по Центральному телевидению состоялась премьера многосерийного телефильма "Адъютант его превосходительства" в постановке Е. Ташкова. Исполнитель главной, роли капитана Кольцова артист Академического Малого театра Юрий Соломин имел к тому времени хорошую театральную репутацию и несколько малозаметных работ в кино. По истечении этой весенней пятидневки он становится популярным.

Репортеры считают делом профессиональной чести получить интервью у Соломина. Каждая деталь биографии актера становится важной, интересной, многозначительной. Телезрители хотят знать, где родился и где учился Юрий Соломин, чем увлекался в детстве, когда и при каких обстоятельствах решил стать актером, каково его семейное положение и за какую футбольную команду он болеет. И совсем уже смешная, но тем не менее закономерная подробность: брат Юрия, Виталий, оригинальный характерный актер, сыгравший в кино несколько интересных ролей, становится для зрителей и читателей прежде всего братом "того Соломина" - у него тоже берут интервью, как у родственника знаменитости.

Сотни газет - от "Комсомольца Забайкалья" (Хабаровск) до "Молодого коммуниста" (Воронеж), не говоря уж о центральных, республиканских, - публиковали материалы о Соломине: интервью, статьи, информации.

Интервьюеры сообщали, что Юрий Соломин родом из Читы, что вырос он в семье профессиональных музыкантов и родители прочили ему свое поприще. Но Юрий семейную традицию нарушил - со школьных лет увлекался драматическим театром, занимался в театральной студии Дома пионеров и, окончив десятилетку, поступил в Щепкинское училище при Академическом Малом театре.

Сообщали также, что в сезоне 1957 года он был принят в труппу Малого. Что он играл? Роли самого разного плана - современные и классические, характерные и героические. Крупная работа была только одна - Хлестаков в "Ревизоре", поставленном И. Ильинским.

Интервьюеры не ограничивались автобиографией. Они шли дальше. Выспрашивали артиста о его творческой мечте и даже о том, какие мысли у него возникают, когда он видит себя на экране. В номер шло все. Сам факт, что на полосе стоит материал о Юрии Соломине, был важен не только для читателя, но и для престижа газеты.

Он получал в среднем по тридцать писем в день. Им восхищались, как и его персонажем - капитаном Кольцовым, который достойно нес службу у его превосходительства белогвардейского полковника, и так же достойно, без промаха, выполнял задания ВЧК, поскольку был чекистом, попросту говоря, нашим разведчиком в тылу врага.

Словом, с Соломиным произошло то, что обычно происходит с человеком, когда он становится сенсацией. Не меньше. Но и не больше.

В этом вихре славы и популярности, которая обрушилась на Соломина, было, естественно, не до того, чтобы "остановиться, оглянуться". Тут бы в самый раз порассуждать о механизме сенсации, что вовлекает свою жертву в немыслимую круговерть поточных линий, нимало не заботясь о том, что же произойдет в финале, когда волна схлынет и движение застопорится так же внезапно, как началось.

Но бог с ним, с этим механизмом. Тем более что сенсационный успех не принес особого урона Юрию Соломину. У него за спиной был такой мощный тыл, как театр.

Театр всегда защищает актера, когда кинематограф пускает его "на поток". Театр, как и хорошая семья, дает ощущение стабильности, прочности существования.

Юрий Соломин продолжал играть Хлестакова, получил главную роль в пьесе Г. Мдивани "Украли консула"... Жизнь шла своим чередом - репетиции, спектакли, съемки на телевидении, в кино.

'Хождение по мукам'

А капитан Кольцов жил своей жизнью в сознании зрителей, превратившись в двойника Юрия Соломина. Черты героя прямым образом проецировались на актера - казус в кинематографе известный и давно объясненный. Существует специальный термин - мифологизация образа актера.

Доказывать, что адъютант - совсем не лучшая работа Ю. Соломина, значило бы оскорбить зрителя в лучших чувствах.

Но попытаемся понять причины такого успеха и тем самым уясним место этой актерской работы и в творчестве Соломина и в общественном сознании.

У кинематографа особые отношения с временем. Отношения, еще далеко не осознанные во всем их сложном комплексе ни мастерами кино, ни его исследователями.

Когда в 1956 году мы по пять раз смотрели "Сорок первый", нас влекла не только свойственная возрасту жажда романтических чувств, но и накопившийся к тому времени дефицит романтизма, как сказали бы социологи, "ценности недостатка". Среди нормативных героев, вступающих в нормативные отношения, мы тосковали по страстям сильным и открытым. (На этих дрожжах, вероятно, и вырос огромный и очень стойкий зрительский успех Олега Стриженова.).

Совсем по другим причинам мы полюбили калатозовских "Журавлей". Трагизм этого фильма ударял не только по чувствам - он врезался в гражданское самосознание, связывая духовный опыт поколений с его исторической судьбой. На этом перекрестке и возникла Татьяна Самойлова - актриса, личность, типаж, самое появление которой в этой картине один критик мудро назвал "неосознанной гениальностью". Актерский опыт, талант и прочие "данные" Самойловой - все было не в счет по сравнению с ее раскосыми глазами, в которых затаился трагизм грядущих испытаний.

Кинематограф - это лицо актера, в котором время схвачено, зафиксировано двойной экспозицией. Если воспользоваться известной поэтической строчкой, это лицо, "в котором отразился век и современный человек".

Ни в коей мере не претендуя на универсальность этой несколько парадоксальной формулы, я все-таки вижу в ней ключ к разгадке многих феноменов бурной кинематографической популярности.

Настает миг, и камера вдруг открывает в актере черты, в которых преломилось время. Ни у кого не хватило проницательности, чтобы предсказать будущее Аллы Демидовой по ее дебюту в картине "Что такое теория относительности", хотя в этой остроумной научно-популярной ленте она играла "свою" роль - молодую ученую даму, эдакую современную интеллектуалку с мужским складом ума. Да и Смоктуновский начался с "Девяти дней одного года", а ведь еще за четыре года до этой картины он великолепно сыграл Фарбера в "Солдатах".

'Бессонная ночь'

Впрочем, есть и обратные примеры, когда актер не опережает время, а как бы консервирует его в своем актерском облике.

Превосходный артист Валерий Золотухин по своим типажным данным тяготеет к ушедшему времени: к концу 20-х - началу 30-х годов. В его облике есть та "чудинка", то скоморошество, без которых не было на Руси ни поэта, ни героя. Вот почему, на мой взгляд, Золотухин великолепен в "Бумбараше" и не может быть равновеликим самому себе в ролях современных социальных героев. Драматургия, которую предлагает Золотухину кинематограф, как правило, не вскрывает глубинных свойств его таланта.

'Погоня'

Или Татьяна Доронина. Сегодня одна из самых популярных актрис кино, если не самая популярная, она долго демонстрировала свою "незавербованность" кинематографом. Но настал и ее час. Сделав ставку на чувства и чувствительность, Доронина оказалась в кино необычайно ко двору: мелодрама всегда популярна у массового зрителя. Именно этот свой лик актриса и тиражирует на экране.

Итак, мы приходим к выводу, несколько парадоксальному в первом приближении: чтобы достичь популярности, известности, артисту кино совсем не обязательно выступать на экране во всеоружии своего таланта и профессионализма. Слава Юрия Соломина никак не пострадала оттого, что миллионы телезрителей никогда не видели его на театральной сцене в роли Хлестакова или в роли Кисельникова в "Пучине" Островского. Аналогичная ситуация и у Дорониной - ее "кино-миф" не имеет точек соприкосновения с ее сценической деятельностью.

Но если дело не в таланте, то в чем же дело? Ссылкой на всемогущее актерское обаяние тут не отделаешься. Да и само это понятие не так уж метафизично, как принято думать. Эталоны обаяния столь же зависимы от времени, как и эталоны красоты.

В 30 - 40-е годы, скажем, огромной популярностью пользовались такие актеры, как Николай Крючков, Сергей Столяров, Евгений Самойлов.

Их герои чрезвычайно импонировали зрителю как раз тем, что почти не отличались от него. Каждый мог запросто представить себя на месте "человека на экране" - настолько типичны, настолько собирательны были экранные образы: тот же Сергей Луконин - "Парень из нашего города", тот же Степан Потанин - "Парень из тайги", тот же лейтенант Кудряшов из фильма "В шесть часов вечера после войны". По точному замечанию критики, то было слияние актера с героем на базе идеального представления о новом человеке.

Очевидно, существует целый набор стереотипов зрительских ожиданий. Какие-то из них явны, открыты первому взгляду, легко подтверждаемы. Другие скрыты, их труднее обнаружить, но тем не менее они существуют. Почему, например, в 1968 году участники ежегодной анкеты "Советского экрана" назвали лучшим актером года Олега Стриженова, снявшегося в фильме "Неподсуден" - в заурядной мелодраме и далеко не в лучшей своей роли? Этот факт легко объясняется той легендой, которой окружено имя Олега Стриженова, - легендой о благородном романтическом герое, рыцаре без страха и упрека. Появление Стриженова на экране после долгого отсутствия в этическом смысле было событием куда более впечатляющим, чем сыгранная им роль.

'Музыканты одного полка'

Почему же так пришелся по душе зрителю Юрий Соломин в роли Кольцова? До "Адъютанта" он снялся по меньшей мере в восьми картинах, и среди них были такие заметные фильмы, как "Весна на Одере", "Сильные духом", "Красная палатка", "Разлом", "Море в огне". Правда, во всех этих картинах Соломин снимался в ролях второго плана или эпизодических. Можно смело предполагать, что большинство зрителей "Адъютанта" восприняли исполнителя главной роли как новичка в кино, как дебютанта. Груз его прежних ролей не давил на зрительское восприятие, не отягощал его ассоциациями. Напротив, Юрий Соломин в роли Кольцова поломал устоявшуюся модель образа разведчика. В нем все неожиданно, все "от противного": мягкие черты лица - антипод представлениям о мужественности; мягкий, какой-то незащищенный взгляд, куда как далекий от пронизывающего взора аса разведки, которому положено видеть все насквозь; лиризм, открытость, подчеркнутая интеллигентность во всем облике вместо привычно ожидаемых непроницаемости, жестокости или по крайней мере решительности в жестах и походке. В этом плане примечательно такое свидетельство. Один из сценаристов фильма, Г. Северский, сделал следующее признание в интервью после премьеры: "Мой авторский стереотип рисовал главного героя былинным витязем или блестящим лейб-гусаром".

'Сердце матери'

Итак, пойдя наперекор типологии зрительских ожиданий, выбрав на роль разведчика актера, типажно для нее совершенно неподходящего, авторы сделали свой выбор художественно значимым. Тот факт, что зритель принял такого героя, говорит о прозорливости режиссера, сумевшего не только сломать штамп, но и точно почувствовать необходимость сменить примелькавшуюся "маску" разведчика, дать зрителю тем самым новую духовную пищу.

'Адъютант его превосходительства'

Павел Кольцов, адъютант белогвардейского полковника Ковалевского и сотрудник ВЧК, в отличие от своих кинематографических коллег человек со слабостями. Он не только позволяет себе влюбиться в дочь белого офицера (и к тому же шефа контрразведки!), но и открывается ей. Конечно, признание только осложняет его деятельность разведчика. Таня тоже любит Кольцова, а генерал Ковалевский искренне хочет помочь влюбленным. Он друг Таниного отца и, что называется, душеприказчик девушки. Ковалевский - он трезвый политик. Он понимает обреченность белого движения и, как человек добрый, умный и прозорливый, старается сделать все возможное, чтобы спасти от бессмысленной гибели двух симпатичных ему молодых людей - Таню и Кольцова.

'Адъютант его превосходительства'

Ковалевский предлагает Кольцову уехать за границу вместе с Таней, обещая ему всяческую поддержку и даже денежное содержание. Для сюжета этот поворот имеет несколько значений, и одно из них - чисто детективное: в самый разгар событий наш герой рискует упустить плацдарм действий! Кольцову приходится трудно: ему надо уверить полковника в искренности своих патриотических чувств, которые не позволяют оставить отечество в опасности, и сделать это так, чтобы не поставить под сомнение свою любовь к Тане, не оскорбить ее чувств, а убедить любимую в правильности своего решения.

При всем мелодраматизме ситуации (придирчивый вкус предпочел бы исключить любовную линию вовсе) зритель с душевным трепетом следит за всеми перипетиями. То, что герой открыт обычным человеческим эмоциям - влюбленности, сомнениям, жалости и даже (какая вольность!) сочувствию к идейному врагу своему, генералу Ковалевскому, - все эти странности, эти явные нарушения канона только приближают капитана Кольцова к зрителю. Его маска разведчика, его "легенда" складывается, в конце концов, из того, что он практически ею… пренебрегает. Точнее, он не прячет своего человеческого нутра от врагов своих, в нем нет ничего загадочного, ничего таинственного, нет даже ощущения раздвоенности, свойственной жизни всякого разведчика. Парадоксально? Да. Но не этот ли парадокс заставил критику усомниться: полно, а детектив ли это? В картине сколько угодно опасных поворотов (ну, хотя бы свидание Кольцова с дамой, выдающей себя за его мать), и невероятные стечения обстоятельств, всякий раз могущие оказаться роковыми для него (сюжет с Юрой Львовым), и - под занавес - крупная акция (взрыв эшелона), завершающая ежедневный, многотрудный, кропотливый подвиг разведчика.

'Инспектор уголовного розыска'

Вопреки остроте сюжета картина воспринимается как произведение едва ли не лирическое. Этот тон задает, конечно же, Юрий Соломин, обладающий талантом интимного общения со зрителем. Дар этот теоретики считают специфической чертой, необходимой актеру телевидения. Мне представляется, что в данном случае успех Соломина определила не его "телегеничность", счастливо предвосхищенная режиссером. Решающей, на мой взгляд, оказалась этическая программа личности, которая утверждается в фильме всей его образной системой. Эта программа обозначена не только в образе героя - она зашифрована в актерском облике Юрия Соломина в силу его природных данных, интегрированных экраном.

В образе Кольцова персонифицированы такие всегда дефицитные свойства, как благородство, чистота, целомудрие.

Я не говорю о других важных качествах нашего героя - о его верности идеалам партии, о рыцарской преданности революции, о смелости, решительности и т. д. Но дело в том, что этот типический характер в данном случае воспринимается как необычный, потому что авторы не побоялись наделить "железного" борца революции чувствительностью Армана Дюваля.

Но если в "Адъютанте" отчуждение внешности артиста дало значительный художественный результат вследствие того, что он был запрограммирован, рассчитан заранее, то в последующих киноролях Соломина этот результат был, по сути дела, сведен на нет. Пущенный на поток, он обесценился, превратившись в клише.

После крупного успеха Ю. Соломин проходит путь, очень типичный для актеров кино. Ему тут же предлагают роль, во многих чертах повторяющую роль капитана Кольцова. Майор Головко в фильме С. Цибульник "Инспектор уголовного розыска" обаятелен, мягок, интеллигентен. Картина откровенно эксплуатирует актерскую славу Соломина, компенсируя за его счет драматургические и режиссерские издержки. Это как раз тот случай, когда, по определению Ю. Лотмана, мифологизированная личность актера оказалась в фильме большей реальностью, чем сыгранная им роль.

Соломин становится чем-то вроде беспроигрышного билета в лотерее. Его приглашают в расчете на имя, а может быть, и в расчете на ту лирическую мелодию, которую артист вплетает в общее звучание фильма простым фактом своего присутствия на экране. В этом плане характерен пример "Даурии" (режиссер В. Трегубович).

'И был вечер, и было утро'

В двухсерийном фильме по одноименному роману К. Седых (где в главной роли Романа Улыбина снимался Соломин-младший) Юрий Соломин играет роль большевика Семена Нагорного. Его герой - станичный кузнец из ссыльных, ведущий среди казаков большевистскую пропаганду. Местный урядник обнаруживает и "накрывает" его, не дав Нагорному хоть сколько-нибудь значительно внедриться в действие, оставить хоть какую-то отметину в зрительской памяти. После сцены ареста, когда при обыске в доме кузнеца было обнаружено оружие и аккуратно сложенная униформа инженера-путейца, мы встречаем Нагорного уже в комиссарской кожанке среди руководителей революционного движения в Сибири. Буквально в следующем эпизоде он погибает, пойдя на таран вражеского бронепоезда. Запоминается кожанка и интеллигентное, жертвенное лицо с беззащитными глазами...

Анализ следующих ролей Юрия Соломина - корнет Шмаков в фильме "Кочующий фронт" или тренер в фильме "Право на прыжок" - не имеет смысла, поскольку ни драматургия, ни режиссура этих фильмов не открыла перед Соломиным никаких новых возможностей.

Их открыл театр. Открыл задолго до "Адъютанта" и продолжал это делать и после.

Позволим себе такой парадокс: капитан Кольцов вышел из Хлестакова. Потому что лиризм Юрия Соломина, как основная созидающая черта его таланта, проявился именно в этой его актерской работе, очевидно, по контрасту с сущностью гоголевского образа. Впервые на сцене появился Хлестаков вовсе "не без царя в голове" - Хлестаков, которому мы сострадали, которого даже в чем-то понимали.

'Даурия'

В спектакле по пьесе А. Островского "Пучина" (постановка П. Васильева) Юрий Соломин сыграл сложную психологическую роль, прожив за два часа сценического времени жизнь человеческую - от самонадеянной молодости, сулящей впереди нескончаемый вихрь удовольствий, до преждевременной дряхлости и безумия, в пучину которого мелкий чиновник Кисельников ввергнут нищетой, унижениями и рабским страхом сломленной и безвольной души, потерявшей себя в мире жестокости, насилия, коррупции. Боже ты мой, в какие бездны отчаяния падает этот маленький человек, бессильный и беззлобный, больше всего на свете боящийся "преступить" и "преступающий"! Какие внутренние бури сотрясают это существо - и жалкое, и слабое, и вызывающее сострадание! Психологический рисунок роли так глубок, что, внимая персонажу Островского, вспоминаешь Достоевского…

И еще одна ассоциация возникла у меня на этом спектакле. Не хочу обижать актера сравнениями, но он напомнил мне Жана-Луи Трентиньяна. Пишу об этом, чтобы прояснить характер дарования Соломина, его актерскую загадку. Честно говоря, есть и другая цель: столкнуть в восприятии читателей эти две актерские судьбы.

И начинаешь бога гневить: конечно, кинематограф как самостоятельный и самоценный вид искусства, имеющий свои собственные эстетические законы, использует актера наиболее выгодным для себя образом. Для себя, но не всегда для актера.

Потом себя успокаиваешь. Не так много на свете актеров, способных утолять вечную потребность человечества в возвышенных чувствах. Да и с законами кинематографа повторяемость вполне согласуется. И если уж Соломину выпал редкий жребий быть идеальным героем, то пусть он им и будет, тем более зритель не хочет от него ничего другого.

Итак, мы пришли к тому, что Юрий Соломин фатально обречен пожизненно играть в кино разные вариации капитана Кольцова. Но зададимся вопросом: а что произошло бы, найдись режиссер, который бы снял Соломина, ну, скажем, в роли Клима Самгина? Тогда бы умер миф, но заново родился актер.

Е. Стишова