Помню, как я огорчился, когда впервые увидел артистов, которые должны были играть в моем первом фильме "Дом, в котором я живу".
Казалось, что все они выбраны режиссерами неудачно - и Михаил Ульянов, совсем не геолог Дмитрий Каширин, и Валентина Телегина не Давыдова, и для роли главы семьи Давыдовых следовало бы подобрать актера совсем другой конституции...
И только один актер Володя Земляникин был для меня "прямым попаданием", ему предстояло сниматься в роли Сережи Давыдова.
Потом все образовалось. Опасения оказались в значительной мере мнимыми: Ульянов, тогда только начинавший свою жизнь в кинематографе, поразительно точно, поистине вдохновенно сыграл нелегкую роль Каширина; хороша была на экране мать в исполнении Телегиной; приятной неожиданностью для всех нас стала работа в фильме совсем юной дебютантки Жанны Болотовой. И все же в наибольшей мере ощущение "прямого попадания" продолжало у меня оставаться в связи с работой Земляникина.
Я имею в виду прежде всего актерский материал роли. Но не только. Дело было, очевидно, еще и в том, что сумма качеств, которые составляли суть характера Сережи Давыдова, были в природе молодого артиста.
В таких случаях говорят:
- Артист играл "самого себя".
Сережа Давыдов - прямой, честный, храбрый парень, задумывающийся над тем, как должно прожить человеку на земле, не созерцающий жизнь, а создающий ее. Верное сердце, он один из тех, на кого можно положиться.
Однако Земляникин и в жизни - натура цельная, человек, способный на большие волевые усилия. Ну как мне тут удержаться от соблазна рассказать несколько фактов из жизни артиста.
'Дом, в котором я живу'
...В тот день, когда Володе Земляникину - студенту театрального училища имени Щукина - надлежало выступить в чеховском спектакле "Злоумышленник", у него умерла мать...
Студент мог в этот вечер не играть. Но он играл. Надо ли утверждать, что за этим поразительным фактом стоит нечто большее, чем просто актерская дисциплина?
Эта биографическая подробность стала мне известна совсем недавно. А вот что произошло на моих глазах.
...Шла съемка заключительных эпизодов "Дома, в котором я живу". В непосредственной близости от съемочной площадки - было это в районе Курского вокзала - находились трамвайные пути.
Как это всегда происходит, актеры были окружены плотным кольцом зрителей-москвичей. Была среди них и некая женщина с ребенком, по всей видимости, домашняя работница, проявлявшая особый интерес к происходящим съемкам.
'Дом, в котором я живу'
Интерес ее был столь велик, что женщина совершенно забыла о доверенном ей мальчугане. А он, ничего худого не думая, устремился к трамвайным путям, по которым в эту минуту мчался на большой скорости трамвай...
Несчастье казалось неотвратимым, если бы не Земляникин. Рискуя жизнью, метнулся он к ребенку и чудом вытолкнул его из-под трамвайной громады, получив при этом сильный ушиб...
Именно так поступили бы кинематографические герои Владимира Земляникина - Чап из фильма "Повесть о первой любви", Сережа Давыдов.
Было бы, однако, не вполне верно полагать, что Земляникин в своих первых фильмах играл только "самого себя".
Например, в кинематографическую биографию младшего Давыдова входят четыре года войны. Правда, война навсегда оставила след и в сердце одиннадцатилетнего Земляникина, хотя бы потому, что после одной из бомбежек паралич разбил его мать. Но Сереже Давыдову, который на семь-восемь лет был старше Володи Земляникина, довелось стать непосредственным участником Отечественной войны.
'Дом, в котором я живу'
А это означает, что фактически он был старше Земляникина лет на четырнадцать-пятнадцать. а то и больше, ибо, как известно, "повзросление" на войне происходило в значительно убыстренном темпе.
Вот и получается, что молодому артисту во второй половине фильма пришлось столкнуться с необходимостью перевоплощения.
Изменившаяся прическа и папироса во рту были только внешними приметами "повзросления" героя, ставшего солдатом; всего лишь деталями, которые помогали актеру ввести нас в новый мир чувствований младшего Давыдова.
'Дом, в котором я живу'
Задача, стоявшая перед Земляникиным, была достаточно сложна. Сложность ее заключалась в том, что накопление специфического опыта военных пет Земляникину приходилось выражать не через ломку характера своего героя - такая ломка отнюдь не входила в намерения автора сценария и режиссеров. Речь шла о другом. Актеру надо было вписать в быт военных лет не просто подросшего Сергея, а Сергея, на котором была изрядно поношенная военная гимнастерка.
Сделал он это убедительно.
Достаточно вспомнить маленький эпизод кратковременного свидания солдата с матерью на кухне.
'Дом, в котором я живу'
В эпизоде актеру не было дано слов, которые активно помогли бы ему передать новое состояние Сережи. Он тут всецело окружен бытовыми, как будто ничего не значащими деталями - ест незатейливый домашний суп, прикуривает от примуса, вытаскивает из вещевого мешка, передает матери скромный солдатский дар: буханку хлеба, банку свиной тушенки, суп-пюре - горох...
Но за всем тем, как говорит, двигается, молчит герой Земляникина, отчетливо угадывается опалившая души война и то душевное возмужание, которое и характеризует теперь Сергея.
Я был пленен тем умением, с которым Земляникин, играя Сергея, распорядился своим большим человеческим обаянием.
Вот вместе со всеми радуется он рождению нового человека - племянницы Маечки. На скромном семейном торжестве присутствует и соседка по квартире Лида - красивая жена Дмитрия Каширина.
'Повесть о первой любви'
К этому времени геолог Каширин успел стать для паренька тем нравственным идеалом, без которого жизнь кажется малоинтересной. Между тем от чуткого глаза Сережи не ускользнуло неожиданно возникшее чувство, которое начинает связывать его старшего брата и Лиду. Это настораживает, тревожит Сергея, вызывает в нем не до конца еще осознанный протест. Активная натура Сергея требует непременного вмешательства. Но природная деликатность удерживает его от грубости, он не хочет, боится обидеть женщину.
Подойдя к соседке с бокалом, Сергей предлагает:
-Давайте выпьем за Дмитрия Федоровича!
Земляникин находит тут очень точную интонацию. И за этой привычной фразой мы ощущаем и человеческую значительность Дмитрия Каширина, и доброе сердце его молодого друга, и адресованную соседке застенчивую и настоятельную просьбу быть во что бы то ни стало на уровне нравственных принципов мужа...
Сейчас, пожалуй, можно уже сказать об определяющем качестве актерской индивидуальности Земляникина. Для меня это качество формулируется так: душевная активность.
Увы, в искусстве и особенно в кинематографе бывает нередко так: однажды актер отлично сыграл роль, обнаружив при этом, допустим, "положительное обаяние", и вот уже режиссеры приглашают его сниматься в роли, где требуется только это "положительное обаяние" и ничего другого.
При этом хищнически эксплуатируется актерская фактура, сам же актер избавляется, по существу, от необходимости "неустанно стучаться в образ". Надо ли добавлять, что минимальные усилия актера оборачиваются в данном случае минимальным, просто нулевым художественным результатом?
Одна из жертв такого чисто ремесленнического отношения к искусству - известная комедийная актриса, снявшаяся по слабости характера в пошлом фильме, - с горечью сказала:
- Деньги давно ушли, а позор все тянется и тянется...
Не избежал такого "позора" и Земляникин. В злополучной "Черноморочке" он был этаким обаятельным влюбленным морячком, неким Василем. Просто хороший положительный морячок любил ее. А она его не любила. И поэтому он мучился. А потом они поругались...
- Как же, Володя, вы согласились сниматься?
- Да так уж получилось. Сказали, что неплохая роль. А я тогда служил в Театре киноактера. Ну, написали наряд. Отказываться было неудобно - существует же дисциплина. Вот и отправили меня на съемку в Одессу вроде как тару...
Еще смешнее - а по существу, грустнее - выглядит история участия Земляникина в фильме-оперетте "Черемушки". И тут он, конечно, был обаятельным влюбленным, но на этот раз шофером. А влюблен шофер был в крановщицу. Земляникин вспоминает:
- Режиссер просил меня: "Володя, изобрази любовь". И я "изображал". Но самое забавное, что я пел. Слова были такие:
"Все, что жить мешает людям,
в новый дом мы брать не будем".
Но это еще не все. Пел, собственно, не я, а певец Михаил Александрович, мне же надо было только открывать рот. Рот я исправно открывал, но вы представляете: тенор Александрович и моя внешность... К тому же, когда я кончал "петь" и начинал разговаривать, то сразу же ощущалось подозрительное несоответствие между "моим" певческим голосом и собственным, лично мне принадлежащим...
Широкий экран и цветная пленка сделали актерский позор еще более наглядным.
Владимир Земляникин вовремя спохватился. Он понял, что легкое существование в искусстве губит актера. Понял и задумался.
Справедливости ради следует сказать, что еще в начале своего творческого пути Земляникин попытался уйти от амплуа положительного "рубашечного" парня.
'Солдатское сердце'
Первой попыткой отрешиться от голубого героя была его работа в фильме "Солдатское сердце", где он исполнил главную роль - роль трудного хулиганистого парня, которого армия делает настоящим человеком, мужественным, дисциплинированным, ответственным в своих поступках, словом, настоящим.
Однако слабость драматургического материала и экранное решение фильма не позволили проследить становления молодого характера, не дали актеру возможности показать самое интересное в образе - эволюцию, процесс роста, качественные изменения, происходящие во внутреннем облике человека. Если первые эпизоды фильма, где Земляникин изображает несдержанного, грубого, резкого парня, этакого шалопая, удались, то сцены в армии предстали некоей иллюстрацией, констатирующей ту или иную стадию развития человеческой души.
'Молодо-зелено'
Задумавшись, Земляникин начал играть и в театре и в кино необычные для себя роли с так называемым "отрицательным обаянием".
Таков, например, хулиган-кретин Репа в спектакле "Современника" "Два цвета" по пьесе А. Зака и И. Кузнецова: "Лоб у него в полтора пальца, а делает вот что-протягивает кулачище и грозно вопрошает: "Вот это нюхал ?"
А вот другой персонаж из спектакля "Белоснежка" - егерь-убийца поневоле. В силу обстоятельств он должен, повинуясь приказам королевы, казнить людей, а ему, добрейшей душе, так не хочется этого делать, так не хочется...
С любопытством присматриваясь к самому себе, Земляникин стал ощущать всю прелесть такого состояния, когда поначалу кажется: нет, эта роль не моя. А потом начинаешь размышлять, приглядываться, примериваться к человеку, который живет пока только в строчках пьесы, и вдруг возникает острое желание найти, во что бы то ни стало отыскать ключ к сокровенной сути образа.
'Молодо-зелено'
Такой ключ пытается найти Земляникин, играя в фильме "Молодозелено" роль Лешки Ведмедя - молодого строителя комбината, а по натуре кулачка, стремящегося "заколачивать деньги".
А в новом телевизионном фильме "Люди остаются людьми" Земляникину поручена и вовсе странная для него роль - рыжебородого офицера, отщепенца, предавшего советский народ в годы Великой Отечественной войны...
Я не видел этого фильма и не знаю, в какой мере удалось Земляникину справиться с задачами, которые, казалось бы, лежат по ту сторону его актерских возможностей. Для меня важнее, принципиальнее другое - сам факт труженических усилий, на которые добровольно обрекает себя одаренный артист.
А ведь только такие усилия, помноженные на талант, и рождают в искусстве маленькие и большие победы...