Любиша Самарджич (М. Черненко)

Любиша Самарджич

Ему повезло сразу: с порога театральной академии двадцатидвухлетний паренек с петушиной шевелюрой и огромным носом шагнул на съемочную площадку, сыграв главную роль в молодежной комедии "Одной больше".

Ему повезло и потом: немудреная комедия о двух юношеских бригадах, строивших автостраду в горах Югославии, стала самым популярным фильмом 1962 года; Любиша Самарджич неожиданно для себя самого получил "Серебряную арену" за дебют на фестивале в Пуле, его растрепанная прическа красовалась на обложках всех иллюстрированных журналов.

И все-таки ему не повезло: в этой картине он приобрел актерскую маску, от которой не мог избавиться добрую половину своей биографии.

Шалый крестьянский парень, неловкий и влюбчивый, горячий и отходчивый, ехидный и себе на уме, куда больше озабоченный своей любовью к столичной студентке, чем строительством всех автострад на свете, - "большой ребенок" югославского кино, как немедленно окрестила его отечественная критика, - не знал отбоя от приглашений.

'Лишняя'

Югославские режиссеры нашли в нем, наконец, молодого героя, живьем пришедшего из реальности, свободного от комплексов военной поры. Как было не использовать такую находку на не слишком в то время разнообразном национальном экране? И Любиша с редким удовольствием откликается на любые роли. В эти первые годы он играет решительно все: героических партизан в "Козаре" и "Десанте на Дрвар", провинциальных пижонов и четвертьинтеллигентов в "Песчаном замке" и "Днях", курортного донжуана в "Безумном лете". Ему все равно, кто и как снимает картину, в которой ему уготована роль, - эпический традиционалист Велько Булаич или эпигон французской "новой волны" Боштьян Хладник, внимательный и жестокий реалист Александр Петрович или откровенно коммерческий Обрад Глушчевич. Он повторяет свои излюбленные жесты, гримасы и улыбки в любых ситуациях, сюжетных поворотах и одеждах. И становится самым заметным актером "второго поколения", как принято называть тех, кто пришел на югославский экран в начале 60-х годов (он становится самым заметным и в буквальном смысле: его долговязая фигура была видна даже в многотысячных партизанских массовках "Козары").

Но все это кажущееся разнообразие не могло скрыть удручающей монотонности неожиданного амплуа, свалившегося на Самарджича.

'Козара'

"Я был знаменит, почти как старший брат (прославленный центр-форвард национальной сборной), - вспоминает Любиша, - но из этого амплуа, так сказать, из села в город, я выходил целых четыре года".

"Целых четыре года" - эта фраза актера, которому едва исполнилось тридцать, может показаться юмористической. Но короткая биография Самарджича - это двадцать пять ролей за восемь лет работы, едва ли не больше годовой продукции всего югославского кино; это работа на лучшей сцене страны - в белградском "Ателье 212", где Любиша, не отрываясь от съемочной площадки, умудрился сыграть около десятка ролей в лучших пьесах мирового репертуара - от Лукиана до Петера Вейса; это двенадцать серий телевизионной программы для детей - о всемогущем волшебнике по имени Смоки, спасающем своих юных друзей из самых безнадежных ситуаций.

'Козара'

Наверно, это могло продолжаться достаточно долго: зрителям Любиша не приедался, его лукавая улыбка и вулканическая жестикуляция заранее обеспечивали успех будущей картине, да и сам актер искренне упивался столь блистательным началом творческого пути, не очень задумываясь над тем, что играет, в сущности, не слишком разнообразные вариации на одну и ту же тему...

Но в югославском кино начинались перемены. Вчерашние кинолюбители, критики, документалисты, мультипликаторы, актеры, театральные режиссеры дебютировали в игровом кино, внимательно и непредвзято вглядываясь в противоречивую действительность, оценивая прошлое и настоящее своей страны, ошибаясь, преувеличивая, увлекаясь, подражая не лучшим образцам, торопясь отметить, вскрыть, показать то, что оставалось до тех пор за пределами национального экрана, что кричало со страниц газет и журналов, по радио и телевидению. Кричало и требовало осмысления.

У дебютантов почти не было традиций - югославское кино только заканчивало второй десяток лет своей истории, не было техники, не было еще и отчетливо видимых и осознаваемых художественных ориентиров. К тому же, далеко идущая децентрализация кинопромышленности и проката требовала от них хоть минимальной уверенности в будущем успехе, в том, что взятые взаймы у государства средства и техника не будут пущены на ветер. В этой обстановке приходилось опираться хотя бы на хорошую актерскую школу, на систему испытанных и популярных масок. Вот почему в фильмах Петровича и Джорджевича, Павловича и Макавеева на одних правах с лицами, словно шагнувшими на экран из грубой, ничем не прикрашенной реальности, играют актеры, многократно проверенные в коммерческих поделках, в традиционных партизанских "вестернах", в пустых комедиях.

'Орлы взлетают рано'

И, странное дело, в социальных исследованиях молодых режиссеров ни, казалось бы, навек "заигранные" актеры старшего поколения, ни ровесники Самарджича не кажутся привычными. Словно сговорившись, дебютанты совершают над ними - над Бранко Плешей и Раде Марковичем, над Батой Живоиновичем и Стево Жигонем - один и тот же отчаянный эксперимент: актерская маска просто опрокидывается в реальный социальный сюжет. И оказывается, что этот пустой иероглиф наполняется содержанием, достаточно ему коснуться реальных конфликтов, кажется выросшим из них, естественным и подлинным.

Произошло это и с Самарджичем. В первой же картине шестьдесят пятого года, вышедшей на экраны после короткого перерыва, Любиша неожиданно для всех сыграл плута и авантюриста, картежника и сводника, столь же непредсказуемого в эмоциях и реакциях, что и прежде, но только осознавшего, что его повадки и его ужимки могут стать неплохим орудием легкого заработка, умения делать "нечто из ничего", как говорят сербы.

'Карьера авантюриста'

Конечно же, это было до чрезвычайности механистично. Конечно же, "Инспектор" Мило Джука- новича был картиной откровенно промежуточной, хотя в нем легко угадывалось продолжение тех милых и пустоватых ребят из "Песчаного замка" и "Дней", которые таили в себе этот внезапно ударивший отрицательный заряд. Конечно же, никак не сравнить эпизодическую роль Пуба с началом многолетней роли Малыша в "Девушке", первом фильме поэтической тетралогии Пуриши Джорджевича о трагической несовместимости насилия и доброты, о деформации мечты, претворяющейся в действительность. Но все это станет ясно потом, а сейчас, к концу шестьдесят пятого года, и сам Самарджич начинает осознавать возможность другого пути, осознавать отрицательный потенциал своего положительнейшего паренька.

'Карьера авантюриста'

Разумеется, это проявляется не впрямую. После "Инспектора" и "Девушки" он еще снимается в своем традиционном амплуа в таких картинах, как "Орлы вылетают рано" и "Этим путем не возвращайся", но сразу же за этими фильмами следует роль, которая обратила на Самарджича внимание не только отечественной критики, роль, которая едва не принесла ему кубок Вольпи на фестивале в Венеции, во многом способствовала успеху "Карьеры авантюриста" на конкурсе V Московского фестиваля.

На первый взгляд роль Ивана Стояновича не предвещала ничего особенного: провинциальный поэт, пришедший в Белград с тоненькой тетрадкой стихов в кармане, поначалу ничем не напоминает классического Растиньяка, холодно взирающего с холма на великий город, который надлежит покорить любой ценой. Самарджич играет здесь того же искреннего, порывистого, напористого, обаятельного паренька из провинции, который уже из рядно поднадоел и ему самому и зрителю. И если бы не сюжет...

'Карьера авантюриста'

Но дело было в скажете, дело было в прямолинейной драматургии Йована Чирилова и столь же прямолинейной режиссуре Владана Слиепчевича. Авторы не претендовали на открытие, социальный тип был им предельно ясен, оставалось только развенчать его, показать как можно подробнее, вскрыть в самом первом приближении его эмоциональные и социальные корни, его типичность и его индивидуальность. Привычная маска Самарджича как нельзя лучше соответствовала их намерениям: нужно было лишь поставить ее с ног на голову.

'Карьера авантюриста'

И выяснилось, что именно в этом заключалось спасение актера. Его Иван делает карьеру с удивительной непосредственностью и искренностью: обманывает возлюбленную и друга, приятеля и жену, лжет коллегам, интригует, измывается, шантажирует, предает, проигрывает - и все это, осознавая свою натуральность и спонтанность как главное орудие в жизненной борьбе. Чирилов и Слиепчевич пуще всего боятся назвать своего героя аморальным - это было бы слишком примитивно; на самом деле он просто не знает, что это такое - мораль, с чем это едят, чем запивают. Его мораль сводится к простейшим ощущениям: удовольствие - неудовольствие, польза - вред, сладко - горько, тепло - холодно. Он и проигрывает, со своей, конечно, точки зрения, потому только, что не принимает во внимание те моменты и обстоятельства, когда его обаяние оказывается далеко не беспредельным.

Сила Ивана оборачивается его слабостью: естественность, напористость, обаяние действуют лишь в узком кругу личных контактов, а это оказывается недостаточным для карьеры.

'Мечта'

Открывается и другое: герой Самарджича обречен на поражение не потому только, что общество вытолкнет его из себя, почувствовав его несовместимость с социальной нравственностью. Иван Стоянович проигрывает внутренне, и это главное для Чирилова и Слиепчевича. Ибо, ставя себя на службу себе, Иван превращает все свои несомненные способности в своеобразную шагреневую кожу. Чем больше тратишь, тем меньше остается, мог бы сказать Стоянович, понимая к финалу, что естественность и искренность не регенерируют, не могут быть корыстными, программированными. И когда он окончательно осознает это, когда остается единственная надежда - любовь, а любви уже нет, тогда он может умирать физически, ибо морально он мертв уже давно.

"Карьера авантюриста" сделала Самарджича знаменитым и вне Югославии. И актер мог бы быть благодарен сценаристу и режиссеру, открывшим новую страницу его биографии. Мог бы, если бы эксперимент их был не столь схематичен. Ибо простая подстановка отрицательного знака перед всеми достоинствами его персонажа грозила новым штампом - этакого югославского Бельмондо, обаятельного подонка, с одинаковой легкостью способного и на подвиг и на подлость - по любому произволу сюжета. Слов нет, эту моральную непредсказуемость куда интереснее играть, чем демонстрировать из картины в картину полный набор евангельских добродетелей. И кто знает, что случилось бы, не выбери Самарджич именно этот путь, тем более что критика с восторгом приняла "очаровательный релятивизм" его следующего за Стояновичем героя - бывшего алкоголика и шулера, а ныне правую руку и любимчика святого Петра, его посла на земле, в комедии "Боксеры идут в рай".

'Главная улика'

К счастью, случилось иначе. К счастью, одновременно с "Инспектором" Любиша снялся в шестьдесят пятом году в "Девушке" Пуриши Джорджевича.

Его зовут здесь иронически ласково - Малыш - долговязого боевика с детской улыбкой и болтающимися руками, готового в любую минуту, пусть только стихнут выстрелы, прислонить автомат к первому попавшемуся дереву и до темени в глазах гонять футбольный мяч. Быть может, Малыш не слишком дисциплинирован, не слишком послушен, но это не смущает его строгих, вечно озабоченных командиров. Они знают: когда потребуется, Малыш вскинет свой автомат, почти умещающийся в его огромных ладонях, и не подведет. А после боя... После боя пусть мечтает о своем: о том, какой будет жизнь после войны, какой будет его любовь - не такая, как сейчас, застенчивая и трагическая, а настоящая, мужская. Впрочем, в тетралогии Джорджевича мечтает не только Малыш, все его герои одинаково мечтательны, и режиссер недаром формулирует смысл своих картин несколько косноязычно, но по-своему точно: "В "Девушке" параллельно видится сон о свободе и сон о любви. В "Мечте" суровая реальность войны претворяется в поэтический сон о будущем мире. В "Утре" мир взрывается, точно бомба".

Эти слова о параллельном равноправии двух существований - ключ ко всей тетралогии, ко всем характерам ее героев, в том числе и к характеру Малыша. Ибо и жизнь Любиши в этих картинах -поэтическое существование сразу в двух, казалось бы, несопоставимых плоскостях: суровой реальности боя и иллюзорной реальности будущего мира. Но при этом вторая реальность - его собственная, он строит ее как хочет: сегодня - так, а завтра - иначе, он устраивается в ней как хозяин, уютно и навсегда. Он волен в своих иллюзиях так же, как в перебежках под огнем. Но - "мир взрывается, как бомба", приходится соразмерять иллюзии с жизнью, а этого Малыш не умеет, да и не слишком хочет. И оказывается, что любовно выношенные мечты не так-то просто превращаются в действительность, что надо решать, применяться, становиться взрослым, что впереди - целая жизнь, неожиданная и сложная... Но это уже другая история...

'Главная улика'

В последней своей работе, прошедшей по нашим экранам, в унылой детективной ленте Жики Митровича "Главная улика", Любиша Самарджич не делает ровным счетом ничего. То есть он присутствует в каждом кадре, старательно изображает провинциального доктора Ватсона при не менее провинциальном Шерлоке Холмсе, заглядывается на женщин, вовремя вставляет вводные предложения... И оживает только тогда, когда нужно гнаться за подозреваемым по лестницам и переходам Дома моделей; когда нужно свалить его на скользкий мраморный пол безошибочным ударом в живот; когда нужно получить не менее решительный удар в собственную челюсть и покатиться по тому же блестящему полу, а потом встать и оказаться на пути предполагаемого убийцы - бесстрастно и неотвратимо, как сама богиня правосудия...

Наверно, он сыграет еще немало таких ролей - и дома и за границей. После кубка Вольпи на XXVIII венецианском фестивале, где он обошел Мастроянни и Манфреди, Пагера и Рабаля, он отмахивается от множества приглашений английских, американских, французских, итальянских, западногерманских продюсеров; один из них даже предложил ему сыграть роль Сергея Есенина в фильме об Айседоре Дункан, и, когда Любиша заметил, что ему трудно будет изображать невысокого, курносого, кудрявого блондина, продюсер тут же предложил ему не менее драматическую роль шофера танцовщицы, безответно и безмолвно влюбленного в свою хозяйку. "Самый популярный актер" - это тоже амплуа, и за него приходится расплачиваться. Но в лучших своих ролях Любиша показал, что он способен на серьезные работы. И, к счастью для Самарджича, есть в югославском кино режиссеры, которые снимают его не за славу, а за талант. И здесь его ожидают удачи.

М. Черненко