Вступление

Рассказ об актере Михаиле Козакове хотелось бы начать не с его работ в кино, в театре или на телевидении и даже не с его первых творческих успехов, не с биографических сведений, как это принято в монографиях, а с одного вечера в особняке на Кропоткинской, в Музее А. С. Пушкина.

Двадцатое февраля, воскресенье, четыре часа дня. Погода удивительно весенняя. В городе почти нет снега, он сохранился кое-где во дворах, да и то уже весь почернел, прокоптился, покрылся тонкой корочкой льда. Еще февраль, а кажется, что началась весна, наполненная птичьим гомоном, капелью, хрустом льдинок.

135 лет тому назад в феврале стояли морозы, люди поднимали воротники, снег скрипел под ногами, под полозьями саней, а в Петербурге, в своей квартире на Мойке, умирал поэт...

Вечер памяти... Несколько мраморных ступеней, стертых временем, тяжелые двери, деревянные лестницы, маленький зрительный зал. Собственно говоря, это даже не зал, а крошечная эстрада. На эстраде рояль, старинное кресло, на стене бронзовое бра.

Козаков входит просто, как входят в комнату, где ждут близкие друзья, гости. Он кладет на стол томик

Пушкина, бумаги, раскладывает рукописи. Высокий, строгий, сосредоточенный. Начинает сразу, тихо, как бы размышляя:

 "Не дорого ценю я громкие права, 
 От коих не одна кружится голова".

Красота стихов, проникновенный голос чтеца мгновенно завораживают слушателей. Наступает тишина, та священная и трепетная тишина, которая появляется только при встрече с настоящим искусством.

А голос артиста набирает силу, твердость, пушкинские слова падают в тишину зрительного зала весомые, отточенные, страстные.

 "...Никому 
 Отчета не давать, себе лишь самому
 Служить и угождать, для власти, для ливреи
 Не гнуть ни совести, ни помыслов, ни шеи, 
 По прихоти своей скитаться здесь и там, 
 Дивясь божественным природы красотам
 И пред созданьями искусств и вдохновенья
 Трепеща радостно в восторгах умиленья. 
 Вот счастье! Вот права..."

Это была встреча с А. С. Пушкиным. И не только потому, что в репертуаре Козакова было много стихов самых разных лет, отрывки из поэм, сказки, эпиграммы, но и потому, что актер сумел в свою композицию искусно включить письма Пушкина, его друзей, отрывки из дневников.

Это была встреча с поэзией. Сменяя произведения Пушкина, зазвучали стихи Ф. Тютчева и Б. Пастернака, А. Блока и М. Цветаевой, А. Тарковского и Д. Самойлова. Но чьи бы стихи ни читал Козаков, он всегда стремится представить слушателям поэта, всегда хочет поразмыслить вместе с автором, восхититься вместе с ним, опечалиться или удивиться.

 "К брегам ты мертвых удалился, 
 Здесь персть твоя, а духа нет. 
 Где ж он? - Он там.- Где там? - Не знаем. 
 Мы только плачем и взываем: 
 О горе нам, рожденным в свет!" -

тихо, с каким-то недоумением читает Козаков строки Державина, написанные на смерть князя Мещерского. Он сопереживает с поэтом, оплакивающим своего друга, задумывается вместе с ним о жизни и смерти, о назначении поэта, о времени...

Я смотрю на актера, на этого сорокалетнего человека с седыми висками и усталым взглядом, и вспоминаю путь, который совершил Козаков от первых шагов многообещающей юности к зрелости и мастерству. Может быть, некоторых пылких любительниц театра, судящих об искусстве поверхностно и видящих в Козакове эдакого вечного романтического героя или рокового злодея, разочарует внешний вид и репертуар их кумира, но, утратив молодость и юношескую красоту, актер приобрел другие, более ценные качества: одухотворенность, критическое отношение к себе и постоянную творческую неудовлетворенность.

Козаков читает стихи страстные и грустные, философские и лирические, язвительные и иронические, с эстрады он разговаривает со зрителем языком поэзии о том, что его волнует сегодня, тревожит, что дает повод для раздумий. Чтение стихов в концертном зале для Козакова не только еще один способ выразить себя, но и возможность прямого общения со зрителями, непосредственного воздействия на слушателей. Поэзия в жизни актера занимает огромное место, она прочно вошла в его повседневность, в его быт, в его творчество. Читая стихи с эстрады, Козаков снова и снова возвращается к своим старым ролям, сыгранным когда-то в кино или на сцене, продолжая и варьируя начатую однажды тему, находя в ней все новые повороты и решения. И невольно подчиняясь красоте и силе поэзии, вслушиваясь в ритм стихов, вспоминаешь и первые юношеские незрелые работы Козакова в кино, и его бескомпромиссного, неистового Гамлета, и вдохновенного, влюбленного и одновременно полного ядовитого сарказма Сирано, и загадочного Сильвио, и отчаявшегося философа Дон Жуана.

Незримой толпой проходят они здесь, на эстраде, - то и дело я узнаю их то в одном, то в другом стихотворении. И за каждым образом стоят сомнения, боль и разочарование актера, его открытия, надежды и поиски.

Михаил Козаков читает стихи

Творческий путь Козакова в театре и в кино - сложный путь актера в поисках своего "я" в искусстве. Этот путь был одновременно и борьбой с собой и обретением собственной индивидуальности, своей темы.

Козаков начал свою биографию с неоспоримого успеха, сыграв в театре Гамлета, а в кино драматическую роль Шарля Тибо в картине "Убийство на улице Данте", и потом всю жизнь платил по векселям, которые щедро отпустили ему и зрители и критики. Порой ему приходилось не столько поддерживать зрительское мнение о себе, сколько опровергать его, доказывать противное, ему приходилось бороться с тем, что принесло ему славу, преодолевать то, что особенно нравилось публике. Всю жизнь он шел от противного, протестуя против косности и неподвижности суждений, каждая его новая работа стала преодолением самого себя. Актер давно отказался от эффектного, выигрышного грима, его интересуют острохарктерные, возрастные роли, где можно подчеркнуть и некрасивость, и слабость, и ущербность. Он видит красоту и цельность Человека в его внутреннем мире, в его духовной глубине.

За двадцать лет профессиональной работы в театре, в кино и на телевидении Михаил Козаков сыграл много различных значительных и ярких ролей, но, перебирая их все в памяти, понимаешь, что актер не достиг своего потолка и главная его роль еще впереди. Ни в одной, даже в самой удачной, работе Козаков не выложил того максимума своих творческих возможностей, который позволил бы нам сказать: он сделал все, что мог!

Однажды в разговоре о Михаиле Козакове его друг, известный театральный критик Александр Свободин, сказал, что Козаков без пяти минут выдающийся актер. К нему еще не пришла та роль, которая позволила бы ему высказаться со всей искренностью, темпераментом, талантом, но она уже где-то рядом, близко... Она поможет актеру занять в искусстве то место, которое принадлежит ему по праву, поможет обрести себя.

Козаков - человек драматической судьбы. И драматизм этот в постоянном преодолении себя. Он начал карьеру с того, к чему многие актеры приходят в зрелые годы или даже в конце жизни, и это обстоятельство определило всю его дальнейшую творческую биографию.