Судьба Мацека Хельмицкого

В искусстве, настойчиво разрабатывающем важные общественные проблемы, непременно появляются произведения, которые в совершенной форме и с исчерпывающей глубиной освещают суть гнетущих людей вопросов. В довоенной советской литературе и многочисленных произведениях искусства, разрабатывающих как главную тему: "революция - судьба народная - судьба человеческая", такими совершенными произведениями стали роман "Тихий Дон" и фильм "Чапаев". В Польше лучшим послевоенным романом, собравшим, как в фокусе, острую проблематику той поры, оказался "Пепел и алмаз" Ежи Анджеевского. На плебесците газеты "Жице Варшавы" читатели большинством голосов признали "Пепел и алмаз" лучшей польской книгой послевоенного десятилетия.

Обращение Вайды к этой книге было закономерным явлением, ибо в ней с предельной полнотой рассматривались все мучившие самого Вайду вопросы. Постоянная тема Вайды - судьба поколения, еще мальчишками взявшегося за оружие и на своих плечах вынесшего и главную тяжесть борьбы с оккупантами, и трудности послевоенных лет, и сложный комплекс переживаний, связанных с крушением мифов и осознанием закономерности нового уклада жизни. В романе Анджеевского Вайда нашел все, что его привлекает в искусстве, и прежде всего яркие национальные характеры, проявляющиеся в необычных, но для Польши достаточно типичных обстоятельствах. И фильм его оказался одним из лучших в послевоенном польском кино.

...Сельский пригорок с часовенкой у дороги. Покой, яркое солнце, бездонное небо. В траве, беззаботно покуривая и лениво перебрасываясь ничего не значащими фразами, лежат юноши. На дороге появляется джип, и юноши неторопливо встают, наклоняются за лежащими в траве автоматами. Огонь! Переворачивается джип, сползает на пол шофер, пассажир бежит к часовне и, как распятый Христос, раскинув в муке руки, замирает в дверях, настигнутый автоматной очередью...

Так начинается фильм, действие которого происходит в ночь победы над фашизмом. Откровенное и жестокое начало - мы видим, как молодые аковцы умело и деловито прошивают пулями не немцев, не их пособников или предателей, а польских коммунистов. Убивают бездумно, выполняя свой "долг" и приказ.

А вечером в гостинице небольшого города аковцы встречаются со своей жертвой - оказалось, что секретарь партийного комитета Щука, на которого они охотились, ехал в другой машине. Встреча ошеломляет Мацека: одно дело видеть цель через прорезь прицела, другое - увидеть во враге поляка, пожилого и усталого человека, дать ему прикурить и услышать любезное "спасибо". Возникает острая трагедийная коллизия.

'Пепел и алмаз'

Биографиям террористов Анджеевский уделил в романе не слишком много внимания, во всяком случае, не больше, чем судьбам их антагонистов, новых людей Польши. Вайда же, сохраняя проблематику романа, в центр фильма ставит героя своего поколения - Мацека Хельмицкого, доверив эту роль киноактеру Збигневу Цибульскому, недавно трагически погибшему. Выбор актера оказался на редкость удачным: вместо рассказа о том, что было "сразу после войны" (рабочее название романа), фильм рассказал о судьбе типичного представителя "вайдовского поколения", но перенесенного в послевоенную действительность. Перенесен он основательно: Вайда одевает его в джинсы, снабжает черными очками, которые носила молодежь не в 45-м, а уже в конце 50-х годов. Этим Вайда как бы дает понять, что аковская проблематика не исчезла вместе с ее героями.

Збигнев Цибульский

"Пепел и алмаз" - фильм "многонаселенный". Перед глазами зрителя проходит множество персонажей, в каждом из которых Вайда, используя самые скупые средства, стремится показать черты типичного представителя какой-либо социальной прослойки пестрого польского общества той поры. Бывшие хозяева страны, вновь рвущиеся к власти, коммунисты, польские и советские офицеры, спекулянты, контрреволюционное подполье, девчонки из бара, пистолетчики, очевидно, входящие в НСЗ, и т. д. и т. п. Им всем, как будто, уделено автором равное внимание, но к концу фильма Вайда отделяет человеческую накипь от подлинных людей и проводит в последнем пьяном полонезе всех, кто олицетворял собой старую уходящую Польшу. Вот за эти обломки прошлого и умрет на свалке Мацек.

Вайда часто бывает пристрастен и, отдав кому-нибудь свои симпатии, детально прослеживает только одну судьбу. В "Пепле и алмазе" один герой - Мацек. Между тем идейный замысел фильма требовал от Вайды большого внимания к образам и Анджея и Щуки.

Великолепный актер А. Павликовский сумел достаточно убедительно показать Анджея "железным офицером", неуклонно идущим по пути "долга" и присяги. Он осознает, что слепое исполнение приказов завело их с Мацеем в тупик, однако мифологические представления о "чести и долге поляка" довлеют над ним и мы понимаем, что он будет выполнять холодно и спокойно страшные приказы до конца, до тех пор, пока не будет уничтожен.

Хуже получилось со Щукой: участник испанских интербригад, интеллигент и крупный партийный руководитель - он предстает в фильме как бесконечно усталый рефлексирующий, внутренне не сильный человек. Он значителен не сам по себе, как в романе, а только теми идеями, которые олицетворяет. Вайда искренне стремился создать живой человеческий образ коммуниста, но, справедливо отбросив печальный опыт догматического искусства, впал в другую крайность, показав героя так, что его сущность коммуниста уже нельзя рассмотреть за человеческими слабостями. К тому же неудачный выбор актера лишил Щуку теплоты, сделал его менее интересным человеком, нежели его антагонист Мацек.

Таким образом, это фильм одного героя и одного актера. Потому-то, используем выражение Михалека, "польская драма" предстала перед нами в этом фильме в химически чистом состоянии".

Барбара Крафтувна

О Мацеке мы узнаем, что когда-то он учился в университете, вступил во время оккупации в подпольную боевую организацию, участвовал в Варшавском восстании и прошел ад каналов, растерял в боях всех друзей. Его биография - это биография поколения. Но, как мы знаем, судьба человека может быть одновременно и проще и сложнее, чем судьба его поколения. Мир Мацека был узок и прост, пока действовали законы войны - солдатская дружба, радость при удачном выполнении приказов, яростное напряжение в бою и, если повезет, короткий отдых и легкая интрижка с хорошенькой девушкой. Так, убежден он, жили все герои. А для чего все это - он не задумывался, обходясь извечной "формулой польских героев" - из любви к отчизне. И формула эта имела известное основание, пока польскую землю попирал иноземный враг. Во всяком случае, определенность в вопросе, кто - враг, в кого нужно стрелять, освобождала от ответственности за стрельбу. Все изменилось в ту ночь, когда Мацек вышел охотиться на Щуку. Старые понятия утратили свою императивность. Перед Мацеком встала настоятельная необходимость отделить мифы от реальности, сделать выбор.

Законы истории неумолимы. За мифами стоят вполне реальные силы контрреволюции, в фильме - майор Вага, убеждающий Анджея, что для него нет места в новой Польше, и подтверждающий смертный приговор Щуке. А анализ мифов приводит к очевидным выводам, что героизм Мацека абсурден, а он сам - изменник и преступник, которому родина уже вынесла приговор. У Мацека было еще время, но...

Даниил Ольбрихтский

Но Мацек боится анализировать. Цибульский наделяет своего героя противоречивыми чертами: с одной стороны, это солдат, прошедший огонь и воду, с другой - беспомощный в житейских делах, по-мальчишески импульсивный, завороженный игрой в пистолеты юноша. , Почувствовав симпатию к Щуке, он с недоумением убеждается, что не видит и не может увидеть в нем врага. Полюбив Кристину, становится нежным и чутким. Он даже решает начать новую жизнь, выйти из подполья. Только... сначала он докончит "испорченную работу", выполнит последний приказ - убьет Щуку. Отказ от. анализа приводит в действие обычную аргументацию - долг, честь, свобода. Демагогичность этой аргументации очевидна для зрителя, но над Мацеком она имеет власть.

Его смерть внешне случайна: наткнулся на патруль. Но внутренне она закономерна и неизбежна: стреляя в Щуку, олицетворяющего новую Польшу, он убивает сам себя. Трагичность же смерти Мацека состоит в той очевидной истине, что погибает не убежденный контрреволюционер, а обманутый, запутавшийся юноша, подлинное место которого - в рядах строителей новой Польши. Если искать параллели, то так же трагична судьба Григория Мелехова.

Образный язык Вайды всегда метафоричен, а изображение - многозначно. В фильме немало эпизодов, поражающих экспрессией и необычайностью пластики. Вот в полуразрушенной церкви Мацек ищет, чем бы забить выскочивший гвоздь в туфле Кристины. Любовь и уже осознанное чувство вины заставляют его по-иному смотреть на мир. И как знак крушения веры качается на ветру перевернутый вниз головой Христос. На надгробной плите он читает стихи поэта-романтика Норвида:

 Твоя душа горит щепой смолистой, 
 Разбрасывая искры на лету, 
 Не ведая, зажжет ли светоч чистый 
 Или навеки канет в темноту. 
    Останется ли только пепел серый, 
    И ветер унесет его тотчас, 
    Или под пеплом - вестник новой эры - 
    Вдруг засверкает гранями алмаз.

Прочитав, он с завистью говорит Кристине: "Ты, конечно, алмаз". В его словах нельзя не видеть осознания своей вины (ведь рядом, в уцелевшем притворе часовни, лежат убитые им рабочие). Мотив трагической вины Мацека, пронизывающий весь рассказ, достигает здесь кульминации, за которой неизбежно должна следовать смерть.

Не менее интересна и сцена в баре. На кутящую публику Анджей и Мацек не глядят - сброд, мол, - а присмотреться следовало бы: ведь это и есть та Польша, за которую они умирают. Девчонка с оголенными плечами запевает о маках Монте-Кассино, пышно цветущих на пропитанной польской кровью земле, и растроганные филистеры окружают ее, оставив на стойке недопитые стопки. (Эти-то бездельники какое отношение имеют к героям Монте-Кассино?) А Мацек вдруг один за другим поджигает стаканы со спиртом, и Анджей резко, как в строю, называет имена погибших, одно за другим, очень много. Потом испуганно кричит Мацеку: "Стой, мы еще живы!" Много ли нужно, чтобы огонь вспыхнул и над стопками, что держат в руках Анджей и Мацек?

Вайда не скрывает своих симпатий к Мацеку. "Мое отношение к героям, - сказал он, - как нельзя более "любовно". Это люди, которых я хотел бы спасти, защитить, которые мне ближе всего". Но, сострадая, он судит их по делам и отказывает им в праве на жизнь. Идет революция, сжигающая все, что устарело и стоит на пути новой жизни.