Атакующие фильмы

И снова статистика: в Польше 13 тысяч священников и 37 тысяч монахов (больше, чем было в 1939 году), католическая церковь издает там 50 различных периодических органов и 250 книг ежегодно. Это сведения трехлетней давности, но за три года мало что изменилось. О силе церкви нужно было напомнить, чтобы ясным стало значение картин, вступающих в борьбу с нею, и трудность положения их авторов в стране, где и сегодня есть люди, утверждающие, что в годы второй мировой войны, как и всегда, только Бог спас Польшу, где и среди активных строителей новой жизни есть немало верующих. Потому в Польше невозможны прямолинейные "антирелигиозные" фильмы, бодренько разоблачающие тунеядство попов и преблагополучно кончающиеся "прозрением" заблудших. Если такого рода фильмы нигде не нужны, то в Польше они положительно вредны.

Польские художники избрали иной путь для атаки. Кавалерович в режиссерской экспликации "Матери Иоанны от ангелов" назвал этот путь "тактичным", поскольку критике подвергаются не внешние атрибуты, а философские и этические основы церкви, доказывается не истина "бога нет", а враждебность человеку и алогизм фидеизма в целом. На этом не простом пути польское кино одержало ряд побед, имеющих принципиальное значение для всего социалистического искусства. Мы говорили уже о документах Гоффмана и Скужевского, расскажем теперь об игровых фильмах этого плана.

Лучшим и наиболее глубоким из них является "Мать Иоанна от ангелов". Взяв известную повесть Я. Ивашкевича, Кавалерович серьезно переработал и многое переосмыслил в ней. Прежде всего он отказался от представления о матери Иоанне как о горбатой и психически неполноценной женщине. Люцина Винницка показывает героиню здоровой физически и нравственно, умной и прекрасной женщиной. Ее "ненормальные" поступки определяются не духовной неполноценностью, а исключительно противоестественными условиями жизни. Это ее бунт против античеловеческих установлений церкви и религии в целом. Блистательная актриса Винницка показывает сложный и богатый характер, проводит свою героиню через испытания, подчеркивая не единичность, а всеобщность ее драмы - поскольку сохранились причины, порождающие насилие над человеческими чувствами, постольку эта драма возможна в любые времена, даже и сегодня.

И как бы варьируя судьбу Иоанны, режиссер проводит через испытания к противоестественному бунту второго героя - воспитанника иезуитов, болезненного и фанатично верующего ксендза Сурына (М. Войт). Если бы речь шла о толковании Библии, то Сурын был бы на высоте, однако речь идет о жизни - о том, чего он абсолютно не знает. Проникнувшись жалостью к Иоанне и убедившись, что испытанные средства церкви - молитва, пост, плеть - не помогают избавиться от демонов молодости, тщеславия, жажды любви, Сурын пытается найти помощь у Разума, проверить католические легенды сухим рационализмом иудаизма. Следует блестящая сцена спора с Цадиком. Обе роли - Сурына и Цадика - исполняет один актер, чем подчеркнуто, что спор идет внутри одного человека, спорят Вера и Анализ. Но спор кончается ничем: Сурын боится земного истолкования мук, которые испытывают и Иоанна и он сам. Но этот спор прояснил Сурыну характер его чувств - он любит Иоанну, любит больше жизни и бога...

Очевидно, когда речь идет о религии - равно в средневековом и в современном ее обличьи, - не так-то просто свести все к логическим построениям разума или только к убежденности веры. И вот пример: искривленная мысль Сурына возвращается к идиотизму веры, но уже... безнадежно отравленная еще одним демоном - Сомнением. Конкретное проявление этой мысли чудовищно: спасти Иоанну, натравив ее демонов на себя. Да, любовь сильна как смерть, и даже сильнее, но, скованная догмами фидеизма, она так же ужасна, как смерть.

...Казюк и Юрай - бедные, тихие, забитые люди - молятся перед сном в конюшне "за всех грешников". Перевернутый кадр, так их увидит* Сурын: беспомощно закинутые головы, вытянутые, как на плахе, шеи. А потом Сурын с окровавленным топором и четкой речью: "Иди и скажи Иоанне, что это... ради ее спасения. Чтобы удержать при себе дьявола, потому что он хотел вернуться к ней... Скажи, что это из любви..." То, что сделал Сурын, - и подвиг самопожертвования, и ужасающее преступление, а в целом закономерный итог религиозного воспитания, не выдержавшего испытания жизнью.

'Мать Иоанна от ангелов'

Когда "Мать Иоанна" вышла на экраны, в католических кругах поднялась буря возмущения. Епископат включил фильм в число наиболее богопротивных и запретил смотреть его верующим (не помогло: фильм оказался в числе наиболее посещаемых). А католическая римская газета "Осерваторе романо" назвала фильм лживым. Польская партийная печать в ответ указала, что в основе повести Ивашкевича и фильма Кавалеровича лежат действительные факты, о которых Рим не может не знать. Подлинная Иоанна родилась в 1602 году в семье баронов де Бельцер. Была капризна, мечтательна, болезненна и красива. Тридцати лет постриглась в монастырь урсулинок под Парижем. Там же вскоре объявила, что по ночам ее посещает для плотского греха ксендз Грандер и насылаемые им дьяволы. Жалоба знатной монахини дошла до кардинала Ришелье. Знаменитый кардинал не верил ни в бога, ни в черта, но ненавидел Грандера - автора злых памфлетов. Воспользовавшись случаем, он приказал схватить памфлетиста, и 18 сентября 1634 года Грандер был сожжен живым. Историческое лицо и Сурын - именно он изгнал дъявола Левиафана из Иоанны в присутствии Людовика XIII и Анны Австрийской.

Действительный факт лежит и в основе картины К. Куца "Молчание", остро ставящей этические проблемы.

Двенадцатилетний мальчишка, потерявший в войну родителей и оставшийся с маленьким братом на руках, которого он кое-как кормит и таскает спать в развалины разбомбленных домов, как-то вечером из озорства попугал попика. Кликуши по всему городку разнесли весть о "нападении" на их ксендза. И ксендз, в интересах церкви, не опроверг слухов. Он, правда, и не подтверждал их, он просто промолчал. А вскоре у мальчика в руках взорвалась подобранная им граната, и он ослеп. Бог наказал - заявили жители городка, и не жалость, а злорадство, ненависть, гаденькое чувство удовлетворения почувствовали при этом. В госпитале больные поляки изгнали несчастного мальчика из своей палаты к пленным немцам, от него отвернулись все, за исключением молоденькой сестры. Он оказался в положении проклятого. Ксендзу стоило лишь сказать несколько слов, чтобы положение изменилось. Он мог бы вспомнить о христианском милосердии, чтобы пробудить в людях естественную жалость к слепому на всю жизнь ребенку. Но церковь, видите лиг не вмешивается в светские дела, и он промолчал, разжигая тем самым звериные инстинкты в людях, позволяя свершаться злу. Он ничего не сделал плохого, этот ревностный слуга Бога, он лишь молчал. И пусть молчание это было подлостью и преступлением, но ведь оно шло на пользу церкви...

Фильм Куца показался бы беспросветно страшным, если бы не коротенькая, всего в несколько кадров, сценка в финале. Пятилетний братишка слепого, уже взятый в детдом и одетый в теплую курточку, встретился с ксендзом. Тот, мучась угрызениями совести, потянулся было к ребенку, но малыш с омерзением и страхом отшатнулся, давая как бы от лица будущего оценку всей этой мерзости.

Темы фильмов Кавалеровича и Куца варьировали по-своему Чеслав и Эва Петельские в "Деревянных четках". Здесь снова на экране монастырь - бедный и убогий, посылающий послушниц побираться, чтобы как-нибудь прокормить своих воспитанниц. Девушки придавлены не только жестокими правилами и зверской дисциплиной, но еще и постоянным голодом. Маленькие девочки - а здесь собраны воспитанницы от 4 до 18 лет - по собственной инициативе молятся: "Пусть Бог не допустит голода в эту зиму, пусть он сделает так, чтобы крестьяне щедро давали картошку, и капусту, и хлеб". Хлеб - роскошь, о нем говорят в Последнюю очередь, как о чем-то несбыточном. Авторы детально прослеживают, как жестокость, бездушие и лицемерие постепенно воспитывают в детях цинизм и эгоизм, прикрытые ханжеством и внешним благочестием. Но не всех удается сломить. Церковная педагогика сразу же дает трещину, как только ее жертвы начинают задумываться, - а не думать люди не могут.

Фильм Петельских служит тем же целям, что и "Мать Иоанна от ангелов" и "Молчание", но, думается, его разоблачительная сила не столь велика. Дело в том, что действие в нем точно датируется 1936 годом и имеет вид "картинок прошлого". Церкви же легче пережить критику прошлых ошибок, нежели "тактичную", но яростную атаку самых основ ее, предпринятую Кавалеровичем и Куцем.