Золтан Латинович (Якубович О.)

Золтан Латинович

В середине 60-х годов, когда кино народной Венгрии переживало сложный процесс обновления, борясь против бездумного традиционализма и спокойного мелкотемья, почти один за другим на экраны вышли два этапных произведения венгерской кинематографии - "Без надежды" режиссера Миклоша Янчо и "Облава в январе" режиссера Андраша Ковача. Авторы этих лент с позиции людей новой, социалистической Венгрии судили далекое и трудное прошлое, анализировали непростую историю своей страны, утверждали бескомпромиссную ответственность каждого человека за совершенные поступки. Это был суд чести и совести, суд над традиционными штампами в искусстве кино.

Принципиальные роли в обоих фильмах исполнял актер будапештского театра "Вигсинхаз" Золтан Латинович. Идейно-художественный нерв и того и другого произведения проходил через созданные им экранные образы.

В свое время дух обновления в итальянском кино на определенном его этапе наиболее полно выразила Анна Маньяни, в Польше - Збигнев Цибульский. В известной мере эту же роль в венгерском кино 60-х годов довелось выполнить Золтану Латиновичу. Ему перевалило за тридцать, когда он стал сниматься систематически. Ему довелось пройти немало жизненных троп, прежде чем в нем признали художника.

Юный ученик столяра, уроженец Будапешта, о старой Венгрии знал главным образом понаслышке. Война оставила смутный, но страшный след в его памяти. Зато на всю жизнь запомнился острый смолистый запах пронизанной солнечным светом стружки, да еще мозолистые руки первых учителей - добрые, проворные руки рабочих. Потом он строил мосты. Вместе со своими сверстниками, молодыми рабочими, он испытал радость коллективных усилий. Социализм для него был естественной формой жизни, и ни он сам, ни его друзья не удивились тому, что в один прекрасный день строительный рабочий стал студентом строительного института. В 1956 году Золтан Латинович получил диплом инженера-строителя. Тогда же он выдержал еще один самый трудный - политический экзамен: двадцатипятилетний молодой специалист не пошатнулся в своих убеждениях, по-новому оценил свой долг перед народно-демократическим укладом жизни. Общественная активность его проявилась, между прочим, и в том, что он буквально с головой окунулся в художественную самодеятельность. Инженер и художник вели в нем спор до тех пор, пока наконец в 1962 году Латинович не стал актером провинциального театра города Мишкольца.

'Наследство казначея Стамбула'

Каким же был поначалу его репертуар? Что увлекало начинающего артиста? Рюи Блаз... Ромео... Романтические и лирические роли. Критика отмечала внутренний огонь, повышенную суггестивность актера, его умение гармонически сочетать разум и чувства. Золтан Латинович уже тогда заявил себя сторонником сдержанной, интеллектуальной, то есть, как ему казалось, единственно современной манеры исполнения. В его трактовке шекспировский Ромео - не обычный трагический, но еще и характерный персонаж. По его убеждению, внешняя характерность в театре и кино меньше всего должна восприниматься как лицедейство, бьющее на эффект. Первейшая обязанность артиста - самым естественным образом материализовать, сделать осязаемой, зримой страстную мысль, напряженное размышление, внутренний монолог героя.

Творческий багаж Золтана Латиновича капитально обогатился после того, как в 1963 году он стал актером столичного театра "Вигсинхаз". Прежде всего раздвинулись границы репертуара. Актер исполнял современные и классические роли. Важно было не повторяться, и он разнообразил краски, стараясь в пределах своего лапидарного стиля выявить общественные, национальные, исторические особенности характеров. В каждом из них он отыскивал неповторимое человеческое содержание. Поэтому столь многолики сценические создания актера: Циполла в "Марио и волшебнике" Томаса Манна, Люсьен в пьесе Ж. Ануя "Ромео и Жанетта", Хиггинс в пьесе Б. Шоу "Пигмалион".

Первые кинематографические выступления Золтана Латиновича были малоприметны. Большой кинодебют состоялся в первом фильме Миклоша Янчо "Развязки и завязки" (1963). Хотя в основу картины и была положена новелла Йожефа Лендела, перед нами, несомненно, авторский фильм. По жанру - фильм-размышление. Исполнитель главной роли Латинович активно воспринял замысел режиссера. Древнюю как мир притчу о блудном сыне актер наполняет вполне современным содержанием. Он прочитывает ее как драму духовного обновления.

'Фото Хабера'

Сын крестьянина, молодой хирург Яром Амбруш - интеллигент в первом поколении. Социализм вывел его в люди, дал все. Но сравнительно легкие успехи, быстрая карьера породили в молодом специалисте самоуверенность, зазнайство, потребительское отношение к жизни. Назревает душевный кризис. Латиновичу не безразлична душевная драма героя, вместе с Амбрушем он пытается ответить - как жить? Ведь этим вопросом не раз задавался и сам актер, прошедший путь от простого рабочего до инженера. Субъективная заинтересованность помогает найти верный ответ, обосновать поступки человека, который тянется к истине и хотел бы стать достойным членом своего гуманного и справедливого общества. Актеру не пришлось искать особых "приспособлений", он жил жизнью героя.

...Первая развязка наступает неожиданной грозно. Старый профессор (в глазах Амбруша он всего лишь никчемный пенсионер) во время сложной операции нечеловеческими усилиями выводит больного из клинической смерти, но... умирает сам. Случившееся заставляет Амбруша взглянуть на себя как бы со стороны. Какой жалкой представляется ему его собственная гордыня, ассистентская зависть, мелочность...

Герой Латиновича в этой сцене внешне спокоен. Пожалуй, только больше обычного курит. Да вот еще глаза - в них тревожное смятение. Этого не скроешь. Актер не отнимает у своего героя характерности. Но она просматривается не в броских деталях, а в самой логике поведения персонажа. Цепь поступков напоминает температурную кривую тяжело занемогшего человека. Впрочем, именно так Латинович и расценивает свою задачу: он играет историю болезни и выздоровления. Его герой начинает интуитивно понимать, что поколебавшуюся веру в самого себя, свою зачерствевшую совесть можно вылечить только контактностью с людьми, в живом человеческом общении. Но истина дается в руки не сразу. Его поджидают новые огорчительные развязки и новые завязки...

Амбруш ищет утешения в привычной обстановке некоего артистического кафе. Поначалу кажется, что Амбруш здесь свой, он как все. Но постепенно точными штрихами актер намечает начавшийся процесс отторжения героя от окружающей его среды. Собравшиеся в клубе и нам начинают казаться противоестественными, экзальтированными, пошлыми. Их общение мнимое. Они - "суррогат-общество".

Золтан Латинович убедительно показывает, как постепенно в его герое все туже сжимается пружина протеста и гнева. И всякий раз состояние неподвижной прострации исполнитель роли замыкает эмоциональной разрядкой. Но это еще не извержение вулкана, скорее, работа скрытых подземных сил. "Взрывы эмоций" придут позднее, в других картинах...

'Любимый деспот'

Отчий дом возникает на экране внезапно. По контрасту с артистическим кабачком, после дымного, шумного, бестолкового подвала - высокое небо, прозрачный воздух, бескрайний горизонт, звенящая тишина. Амбруш возвращается в светлый мир деревенского детства. Стоит посмотреть, как по-мальчишески дерзко Амбруш - Латинович передразнивает дружно гомонящих кур и гусей, бродящих возле отцовского дома. Но когда он войдет в дом, с силой ударится головой о косяк двери... Прошлого не вернешь! Впрочем. Амбруш пришел сюда за другим. Он будет просить прощения и совета у тех, кто вывел его в люди и кого он в гордыне своей зачислил в разряд "ненужных".

В картине Миклоша Янчо и Золтана Латиновича нет ностальгии по деревенскому укладу. Естественная гармония сельской жизни является как бы источником нравственного исцеления. Вновь обретенная общность с простыми людьми помогает герою Латиновича избавиться от душевных самоистязаний, выйти из интеллектуального кризиса. Глядя на людей труда, он начинает понимать, казалось бы, простейшую истину: делом надо не промышлять, а жить, как жили им отцы и деды. Эту истину хорошо знал старый хирург, трагическая смерть которого послужила первотолчком многих развязок и завязок в жизни героя...

...Амбруш рано поутру выезжает из туннеля в светлый обновленный город. На мир мы смотрим просветленными глазами героя. На этом рассказ об Амбруше завершается. Но жизнь точек не ставит. Поэтому, по замыслу авторов, финал картины означает новую завязку и воспринимается как многоточие.

И что удивительно, именно так и случилось. Образ молодого интеллигента, открытый Латиновичем в картине Миклоша Янчо, нашел свое продолжение в фильмах "Карамболь" и "Дело Ласло Амбруша". В последнем из них даже фамилия героя повторяется. И это, вероятно, не случайно, потому что каждая новая роль Латиновича была развитием одного и того же социального типа, вариацией одного и того же человеческого характера. Актер исследовал своего героя как общественное явление 60-х годов.

Фильм "Карамболь" (1964) рассказывал о современной венгерской молодежи.

Вечно занятый, деловитый, но и весьма элегантный инженер-физик Вебер (Золтан Латинович) однажды вдруг замечает юную любознательную курьершу Эву Кош (Жужа Балог) и с оттенком снисходительности принимается ухаживать за ней, обрушивая на нее массу сведений об "умнейших штуках" - реакторах. Далее герой Латиновича "переходит в наступление". Фамильярно поправив на девушке воротничок, на всякий случай, просто так, он обнимает и целует Эву. Пощечины нет, Эва парирует устно: "Я не думала, что придется платить за вашу лекцию". Что же Вебер? Он непроницаем, как и управляемый им изотопный реактор...

Правда, позднее душевная скорлупа даст изрядную трещину. И чувства, самые простые, обыкновенные чувства вдруг согреют его вторую научно-популярную лекцию, которую он преподаст Эве теперь уже в более поэтическом месте - на берегу Дуная. Латинович вновь тонко иронизирует над своим героем, когда Эва маленькой нежной ладошкой собирает лучи осеннего солнца, а влюбленный физик целит в ее ладонь соломинкой, как указкой, разрушая поэзию своей неуместной научной прозой...

'Облава в январе'

В фильме "Карамболь" ни драматургия, ни режиссура не требовали от Латиновича особого напряжения духовных сил. Зато он сполна демонстрировал свое мужское обаяние. Оно срабатывало безотказно.

Занося эту роль в послужной список актера, вероятно, не следовало бы останавливаться на ней подробно, если бы не одно любопытное обстоятельство. Физик-интеллектуал Вебер к концу картины вдруг "допроявился". Нет, он и в браке с Эвой оставался работягой, по-прежнему не отличался пылкостью чувств, но казался вполне положительным человеком. И вдруг... В один прекрасный вечер давний его соперник более чем непристойно вел себя с Эвой, а потом, догоняя на мотоцикле чету Вебер, едва не стал виновником аварии. Здесь так и напрашивался хорошо дающийся Латиновичу "эмоциональный взрыв". Но актер на этот раз обманет наши ожидания. Взрыва не последует. И это, пожалуй, в характере героя - целенаправленного в работе и бесхарактерного в быту. Прибывшая на место происшествия милиция говорит: "Протокола не надо, столкновения-то не было". Это символично. Столкновения действительно нет и не будет. Инженер Вебер не герой. Он не способен защитить свои принципы и честь, не способен дать, когда это действительно необходимо, элементарную пощечину негодяю...

'Судьба Золтана Карпати'

Но, как бы восполняя пробел в обрисовке современника - человека своего поколения, Золтан Латинович создает образ активного, социально действенного героя в фильме режиссера Андраша Ковача "Дело Ласло Амбруша" ("Стены", 1967).

Инженер Ласло Амбруш относится к племени беспокойных, непокладистых. Он конфликтует с руководством научно-исследовательского института, ибо не хочет закрывать глаз на недостатки новой машины и предвидит рекламации. Строптивого инженера администраторы собираются уволить... Режиссера и исполнителя роли интересует нравственный аспект острой публицистической темы. Они дают бой скептикам, которые не прочь позлословить о поколении нынешних "сорокалетних", начавших жизненный путь после освобождения Венгрии и сохранивших во время и после событий 1956 года верность социалистическому идеалу. Золтан Латинович принимает предложенную режиссером формулу "автобиографического самоанализа".

Исполнитель роли Амбруша нигде не форсирует актерских средств. Его герой вдумчив, нетороплив в решениях, уверен в своей правоте. В кругу сослуживцев он общителен и прост. Его называют ласково - Лаци. Сторонников у него больше, чем противников. Однако иные предпочитают собственную трусость, нравственную лень выдавать за мудрость. Герой Латиновича убежден, что жизнь в конечном счете движут не красивые слова, а реальные поступки. Поэтому он человек действия. Все его оружие и щит - тоненькая папочка с вескими аргументами против очковтирателей. Не Дон-Кихот ли он? Нет, потому что он уверен в социальной справедливости своего общества. Эта убежденность придает ему силы.

По замыслу режиссера и Золтана Латиновича, главный герой картины - своеобразный катализатор нравственных процессов. Под влиянием Ласло его друг - крупный специалист, решивший ради личного благополучия "задержаться" в командировке до завершения "дела Амбруша", - тоже делает выбор. Сцену "мужского разговора" Золтан Латинович и крупнейший актер Венгрии Миклош Габор проводят остродраматически. Ласло и с ним не может кривить душой и... выигрывает нравственный поединок.

Три фильма - "Развязки и завязки", "Карамболь", "Дело Ласло Амбруша" - в творчестве Золтана Латиновича воспринимаются как трилогия о судьбе ровесника-интеллигента, о становлении личности.

'Перстень с русалкой'

Видное место среди экранных персонажей актера занимают люди трудных, переломных эпох в истории Венгрии. Ему приходится играть героев и, так сказать, отрицательного плана. Латинович делает это с сознанием исполняемого гражданского долга: чтобы жить по-новому, люди должны знать правду о прошлом, какой бы жестокой она ни была. Актеру довелось сняться в двух фильмах Миклоша Янчо: "Без надежды" (1965) и "Тишина и крик" (1968).

...Среди выжженной солнцем равнины высокими белыми тюремными стенами окружен загон. Приспешники графа Гедеона Радаи согнали сюда несколько сот крестьян, бывших участников восстания Кошута. Одетые в черное палачи и жандармы прибегают к иезуитским приемам дознания.

Жандармы значатся в фильме под номерами - первый, второй, третий, четвертый... "Первого" играет Золтан Латинович. Он неотличим от других. По трафарету, не повышая голоса, заученно рубит команды, отбирая заключенных на явную смерть: "Вы, вы, вы..., Построиться... Становитесь в ряды... Быстрее..." За всем этим нудным механическим кретинизмом угадывается имперский порядок Франца-Иосифа, да, пожалуй, еще и будущий "орднунг" сухопутного адмирала Хорти...

В фильме "Тишина и крик" действие переносится в другую эпоху. Перед нами - Венгрия после подавления революции 1919 года. Крестьяне, участники восстания, живут под наблюдением жандармерии (даже форма не изменилась). На этот раз Латинович исполняет роль командира поста. Он расхаживает в накинутой на плечи шинели, являя собой тип неприкаянного военного. Его "геройский вид" больше бы подошел к боевой обстановке. А здесь мужики да бабы... От скуки он может заставить провинившегося жандарма прыгать "по-лягушачьи" с винтовкой в вытянутых руках. И все это, не повышая голоса, скучно, привычно...

Латинович не "улучшает" и не "ухудшает" своего героя. Думается, вовсе не из соображений гуманности, как предполагают некоторые критики, а в силу потребности поглумиться над людьми тот ведет пространные разговоры с Иштваном (Андраш Козак), бывшим бойцом рабочего полка, а еще ранее - его однокашником. Латинович вовсе не амнистирует своего, героя, когда тот "великодушно" протягивает оружие революционеру, как бы предлагая покончить с собой: он и не предполагает, что Иштван может направить пистолет на врага. Справедливая и закономерная развязка!

'Тишина и крик'

Но еще до финала Золтан Латинович всем строем экранного существования выносит смертный приговор классовой демагогии палача. Именно так прочитан актером сценарий известного писателя Дьюлы Эрнади.

Психологию покорности, равнодушия, рабства, философию "жестокости по приказу" обличает фильм "Холодные дни" (1966, "Облава в январе") - одно из самых зрелых произведений кинематографии социалистической Венгрии. Это была первая встреча актера Латиновича и режиссера Ковача. Она принесла им обоим большой успех. Поставленная по одноименной повести Тибора Череша, картина была задумана как кинематографическое исследование характеров участников одной из чудовищных "очистительных акций" в годы второй мировой войны.

Действие происходит уже в народной Венгрии. Окно тюремной камеры воспринимается как экран, на который проецируются воспоминания четырех обвиняемых. Старшего по чину - майора Бюки - играет Золтан Латинович. Роль строится в двух планах - настоящем и прошлом. Здесь, в камере, это сжавшийся комок нервов. Отличная военная выправка, холеные усики, стремление показать свое превосходство над другими - все это не может скрыть главное в нем: начавшийся процесс страшного прозрения. Он непрестанно ходит по камере взад-вперед, как в клетке. Но ему не уйти ни от самого себя, ни от собственных размышлений... В холодные январские дни 1942 года элегантный штабной офицер, аристократ по происхождению старался быть в стороне от черных дел, творимых молодчиками Хорти. Он только готовил приказы. Но бег событий коснулся и его. В дни облавы исчезли его жена и ребенок. Верный службист Бюки был убежден, что все обойдется, все разрешится по справедливости. Вот ради чего и теперь в камере он ведет допрос с пристрастием и самого себя и своих товарищей по камере.

Для Латиновича в этом фильме характерен особый лаконизм актерского выражения. Майор Бюки чаще других выделяется крупным планом. Тяжелый взгляд глубоко посаженных глаз, упрямая складка у лба выдают напряженный бег мысли. Это суд совести, еще не освободившейся от иллюзий.

В обрисовке своего героя образца 1942 года Латинович разнообразит краски. В общении с женой (Маргит Бара) он предупредителен и нежен. Отнюдь не конформистскую внимательность проявляет к хозяйке дома - молодой еврейской женщине. Это типичный обыватель в мундире, нежелание которого вдумываться в события, слепое повиновение "порядку" в конце концов приводят его самого к трагедии - потере семьи.

'Профессор преступного мира'

В игре актера преобладает резкий, законченный жест. Прозрение подготавливается исподволь. Так незаметно подтаивает снежная глыба, чтобы затем неожиданно рухнуть... В финальной сцене окончательно происходит крах иллюзий майора Бюки. Молча, с угрюмой невозмутимостью, выслушав рассказ солдата, который в дни облавы вроде никого не убивал, а только проталкивал трупы убитых в прорубь, Бюки как в зеркале увидит самого себя. Обрушив сокрушительный удар на голову упивающегося собственным оправданием душегуба, он молча поднимется навстречу вбежавшей охране. Он, осужденный своей совестью, готов держать ответ. Да, он виновен! И вину не искупить ничем...

И еще одна встреча с майором. На сей раз с его комедийным двойником. Она состоялась в фильме "Добро пожаловать, господин майор" (1969, "Семья Тоот") по повести Иштвана Эркеня.

Режиссер Золтан Фабри назвал картину "сказкой XX века". Уточним: "сказка" страшная, из жизни.

Бравый майор (в исполнении Золтана Латиновича) прибыл в семью пожарника Тоота прямо с передовой, на отдых. Он командир их сына. Поэтому отец, мать, сестра делают все, чтобы угодить ему, успокоить гостя, которому за каждым углом чудятся советские партизаны. Актер наделяет своего героя целым букетом комплексов нарастающего "военного" психоза. Поведение майора отнюдь не алогично, хотя он кипятится по пустякам и иногда палит из револьвера. Логику поступков исполнитель роли находит в ином: необузданный деспотизм бесноватого фашистского вояки разгорается как пожар в дремучем лесу.

Латинович извлекает неподдельный комизм из удивительной изменчивости в настроениях героя - то эйфорически приподнятых, моторных, то депрессивно-неподвижных, мрачных, как его черные очки. Столь же часто меняет он полосатую пижаму на парадный мундир, а тот в свою очередь - на пятнастую маскировочную плащ-палатку.

В лучших эпизодах эта комедия с переодеванием об9рачизается острым политическим гротеском.

В 1971 году Золтан Латинович был удостоен главного приза на VI традиционном фестивале художественных фильмов в Венгрии за лучшее исполнение мужской роли в этом фильме.

'Семья Тоот'

Золтан Латинович, как и большинство венгерских актеров, - дитя двух матерей - театра и кино. Надо сказать, дитя любимое, но, к счастью, не избалованное чрезмерной славой. Снимаясь в проблемных фильмах ведущих кинорежиссеров Венгрии - Фабри, Ковача, Янчо, Мариашши, - Латинович оттачивает свое мастерство. Более зрелыми, значительными год от года становятся и его театральные работы. К классическому репертуару добавились роли Ивана в инсценировке романа Ф. Достоевского "Братья Карамазовы", Буденброка в постановке пьесы В. Шекспира "Ричард II", персонажи национальной драматургии: молодой Надь в пьесе Шандора Броди "Учительница", майор в пьесе И. Эркеня "Тоот и другие", главный герой в трагикомедии Ференца Мольнара "Лилиом".

Поражает удивительное трудолюбие Золтана Латиновича Его знают как мастера художественного слова, чтеца на радио и телевидении. За последние десять лет он снялся без малого в сорока картинах по приглашению двадцати двух венгерских кинорежиссеров. Завидное внимание! Актеру довелось выступать не только в проблемно-авторских, но и в развлекательных фильмах - исторических лентах "Золотой человек", "Золтан Карпати", "Венгерский набоб" по произведениям популярного писателя XIX века Мора Йокаи.

Увлеченно, с хорошим юмором Латинович исполняет и детективные роли - разведчика-антифашиста Кальмана Борши ("Перстень с русалкой". 1967), подполковника милиции Галфи ("Профессор преступного мира", 1969).

Актер разнообразит приемы. В фильме "Синдбад" (1971, реж. З. Хусарек) - меланхолической притче о стареющем покорителе женских сердец - игра Латиновича в заглавной роли подкупает изяществом и неотразимой иронией.

Говоря о жанровом диапазоне актера, нельзя не отметить его участие в многочисленных музыкальных, музыкально-комедийных и просто комедийных фильмах - "Три ночи одной любви" (1967), "Этюд о женщинах" (1967), "Грезы любви" ("Лист", 1970), "Королева чардаша" (1971). И все же, думается, стихия актера - драма и трагедия. Он по-прежнему мечтает о новых проблемных, "трудных" ролях.

Стремясь к искусству высокого идеала, Латинович ищет союзников в лице драматургов и режиссеров, близких по духу и гражданскому темпераменту. Сверяясь с жизнью, он стремится истолковывать роли языком современного искусства - лаконично, искренно, прямо. Он ценит не только правдивость, но и интеллектуальность выражения.