Княгиня "Их вайс нихт"

Недавно мы с женой возвратились из Франции. До этого нам уже не раз, как принято говорить, доводилось бывать в этой стране, но нынешняя поездка имела для нас особый смысл. Она связана с жизненным материалом, с темой, которая нас обоих захватила. Меня - по скрытым в ней кинематографическим возможностям, жену - поэта Юлию Друнину - потому, что в этом материале заключен особый, неожиданный, новый поворот близкой ей поэтической темы Отечественной войны.

Мы думаем, что наша работа сложится воедино и будущий сценарий наполнится стихами, поэтическими образами.

Речь идет о судьбе одной русской женщины.

Полстолетия тому назад начался бег белой эмиграции. Все выброшенные за границу Октябрьской революцией - прямые враги и обманутые ими люди, солдаты и офицеры белых армий, духовенство, банкиры, биржевики, помещики и их челядь, авантюристы всех мастей - все хлынули за границу.

В одной только Франции осело около трехсот тысяч бывших подданных Российской империи. В Париже - восемьдесят тысяч.

И вот десять часов утра. Воскресенье. Мы слушаем позднюю литургию в русской православной церкви.

Это знаменитая парижская церковь, вокруг которой некогда собиралась белая эмиграция. По воскресеньям не то что в храм, но даже и за его ограду немыслимо было попасть. Двор, все переулки и улочки вокруг церкви бывали полны русскими, все рестораны, кафе, бистро всегда были заполнены до предела эмигрантами из России. Здесь назначались встречи - политические, коммерческие, всяческие. Здесь подготавливали заговоры, вербовались террористы. Здесь суетились котелки, цилиндры, канотье, велюровые шляпы. Здесь можно было увидеть удивительные окладистые бороды, величественные бакенбарды, легкомысленные бородки клинышком, усы, усы, усы... усы а ля Вильгельм, усы с подусниками, фатовские усы шнурочком, густые штабс-капитанские, солидные, висячие помещичьи усы, каких только усов тут не было?!

Сюда, в церковь, приходили деникинцы, красновцы, врангелевцы - по мере того, как народ выбрасывал их за пределы Советской страны.

Здесь можно было встретить царских сановников, эксмиллионеров, писателей-эмигрантов, дам света и полусвета.

Шли годы, десятилетия. Угасали, одна за другой, надежды. Кое-кто "выплыл", стал "деловым человеком", большинство же пошло в шоферы, в лакеи, дворники. Жить надо было. Кто возвращался с повинной на Родину, кто продолжал злобствовать, кто опускался на дно...

Все больше появлялось могил на русском кладбище.

Но подрастало и новое поколение, второе поколение эмиграции. Выросли те, кого увезли ребенком с Родины, и те, кто родился уже на чужбине.

Среди них были "наследники", продолжатели дела отцов, ненавистники, враги, но были и такие, у кого под внешностью иностранца скрывалось русское сердце.

Женщина, судьба которой нас интересует, была одной из самых красивых, очаровательных дам Парижа. Она была широко образована, умна, остроумна.

На занятиях со студентами во ВГИКе

На занятиях со студентами во ВГИКе

На занятиях со студентами во ВГИКе

Родители увезли ее в эмиграцию в возрасте девяти лет.

И когда началась война, когда фашисты захватили Францию и ворвались в Советский Союз, эта аристократка, княгиня, оказалась среди тех, кто не мог остаться равнодушным к судьбе своей Родины - России - и своей второй Родины - Франции.

Она была одной из первых в движении Сопротивления, героически сражалась против фашистов, была выдана провокатором и схвачена гестапо.

Нацисты казнили ее, когда война уже шла к концу, когда советские самолеты бомбили Берлин, французские партизаны освободили Париж, и победа была совсем близка.

Ее муж, потомок одной из самых знатных фамилий царской России, в то время был тоже арестован гестапо и выпущен незадолго до конца войны.

Он стал священником.

Чтобы повидать этого человека, мы пришли в русскую церковь. Если обойти здание церкви справа и спуститься в полуподвальное помещение, попадешь в малый храм, где православная служба совершается на французском языке.

Молящихся здесь всего несколько человек - меньше, чем певчих на клиросе.

Вот он. Немного сутулая фигура, облачение кажется слишком тяжелым, седая борода, густые черные брови, живой, умный взгляд.

- Sagesse!.. - возглашает он с амвона. - Смирение!., и кажется, что это не текст литургии, а слово, обращенное этим человеком к себе как итог пережитой им трагедии.

Вечером мы были у него в гостях, он живет здесь же, в доме, расположенном внутри церковной ограды.

Удивительный произошел разговор. Он знал, зачем мы пришли, знал, что нас интересует судьба его погибшей жены. Но мы говорили о московской погоде, о гастролирующем в Париже русском театре, о Бунине, о цветах, о ресторане "Петроград", что против русской церкви, о Марселе Марсо, о философии Льва Толстого, о Сартре, о Камю, о стихах Блока, о цвете сегодняшнего неба над Парижем... но ни слова о ней, ни слова о ее жизни и о ее гибели.

И в то же время весь наш разговор, каждое слово были о ней. За каждым словом незримо стояла она, ее взгляды, ее вкусы, ее неповторимая личность. Это был разговор на непрерывно текущем подтексте.

Как много узнали мы о своем собеседнике, об отношениях между ним и женой, об ее удивительной тонкости, о любви этих людей, об их ранимости, об их любви к далекой, далекой Родине...

И все это без единого впрямую сказанного слова.

Пусть простит меня читатель за это отступление, но я полон всем этим, не могу не думать, не говорить о нем. А памятуя добрый совет Марка Твена, пишу о том, о чем сейчас думаю.

Написать о женщине, в которой слилась любовь к России, оставленной в девять лет, с любовью к Франции, стальное мужество с женской нежностью и обаянием, умение вести увлекательный светский разговор с умением героически молчать под пытками фашистов - какая задача!

Они прозвали ее "принцесс "их вайе нихт" - "княгиня "я не знаю". Ничего, кроме слов "я не знаю", она им не сказала.

Речь, конечно же, идет не о биографическом фильме - ни в коем случае. Образ его героини будет вымышленным, обобщенным.

Судьбы и характеры многих русских женщин отразятся в нем.

Да, наши герои будут вымышленными, как и сюжет фильма.

Но женщина, о которой я говорил, и другие прекрасные "русские француженки" - погибшие героини Сопротивления - это тот жизненный источник, что питает вымысел.

Я думаю о судьбах молодежи - о втором поколении белой эмиграции. Есть среди них такие, что стали иностранцами, впитали чужую культуру и забыли свою настоящую Родину.

Я говорю о других - о тех, кто, невзирая на заграничное воспитание, невзирая на то, что Россию почти не знали или, родившись за границей, не видели никогда, остались русскими. О тех, у кого русское сердце, кого нельзя никакими силами оторвать от Родины, от ее счастья и ее мук. О тех, кто вправе называться человеком.