Сценарии надо не только уметь писать, но и уметь читать.
Кажется, это случилось в 1934 году. Я был вызван в Москву к председателю Кинокомитета Б. З. Шумяцкому. По пути из Ленинграда в Москву я только и думал о том, что случилось? Что означает этот вызов? Был я молодым еще сценаристом, автором всего двух картин. Зачем я там, "наверху" понадобился?
В кабинете Шумяцкого в назначенное время уже сидел режиссер Ефим Дзиган.
Борис Захарович коротко сказал о сути дела: сценарий Вишневского "Мы из Кронштадта" не утвержден комиссией, ведающей рассмотрением сценариев. В ее заключении сказано, что в "Мы из Кронштадта" нет движущих идей, нет партии и рабочего класса. Зато в нем имеются философия стихийности, мрак и биологизм.
Заканчивался документ словами: "Зритель не поймет и не примет такой фильм".
Я слушал и не понимал, какое это имеет ко мне отношение?
- Самое непосредственное отношение к вам, товарищ Алексей, - сказал Шумяцкий - Вы вызваны для того, чтобы переделать сценарий.
Должно быть вид у меня был очень уж глупый. Шумяцкий рассмеялся.
- Да, - продолжал он, - переделать по указаниям комиссии. Автор отказывается от этого.
- Какое же я имею право прикасаться к сценарию Вишневского?
Глаза Шумяцкого хитро поблескивали. Он переглянулся с Дзиганом.
- Автор ничего не будет знать. Товарищ Дзиган вам все объяснит. Надо спасать картину.
- Товарищи, - взмолился я, - мне никогда не приходилось прикасаться к чужому сценарию. Я не умею этого. А без ведома автора это вообще невозможно!
- Нужно спасать картину, - повторил Шумяцкий. - Вы молодой сценарист. Вы не должны делать только то, что нужно вам. Иной раз надо помочь производству. Вы видите, автор слишком близко стоит к своему сценарию, он не может его переделать, мы все просим вас...
- Но я уезжаю через десять дней в Железноводск. У меня путевка.
- Вот, вот, очень хорошо, - Шумяцкий уже подписывал какую-то бумагу, - именно за десять дней и надо все это сделать...
Когда мы вышли от Шумяцкого, Дзиган сказал, что речь идет о "тактических" переделках, то есть о переделках только для комиссии, а снимать он будет сценарий, написанный Вишневским.
Котовский 1943. Н. Мордвинов - в роли Г. Котовского
Котовский 1943. Кадр из фильма
Котовский 1943. Кадр из фильма
Котовский 1943. Кадр из фильма
Котовский 1943. Кадр из фильма
Котовский 1943. Кадр из фильма
В тот день я еще раз внимательно прочел сценарий Вишневского, и он мне понравился еще больше, чем при первом чтении - полгода назад. Это была вещь, написанная со страстью истинного революционера, с огромной художественной силой и своеобразием. Его просто не сумели прочесть профессионально.
Сценарий - род литературы, рассчитанной на экранное воплощение. И профессиональный кинематографист, читая сценарий, видит будущую картину. Каждый по-своему, конечно, но видит, слышит, чувствует ее. А тут еще необычность языка Вишневского...
И я занялся странным делом: стал переписывать сценарий на "нормальный" язык, не изменяя ни одной сцены, ни одной реплики Вишневского.
Я старался сделать все как можно более понятным, более популярным.
Этот странный мартышкин труд был действительно закончен в десять дней, после чего я отправился, как и собирался, на курорт. Через две недели, возвратившись с очередного поглощения мерзкой на вкус воды железноводского источника, я нашел у себя на столе телеграмму Шумяцкого, в которой выражалась благодарность и сообщалось, что сценарий утвержден комиссией и съемки картины начинаются.
Дзиган, как и было у нас заранее условлено, выбросил после утверждения мое творчество в корзину и продолжал ставить сценарий Вишневского.
По окончании работы та же комиссия с восхищением приняла "Мы из Кронштадта" без единой поправки!
Умение читать сценарий и представлять себе будущий фильм, впрочем, отсутствует часто и у профессионалов. Сколько анекдотически-нелепых заключений пишется у нас редакторами и целыми коллегиями!
Особенно яро водят редакторы перьями по бумаге, когда дело касается комедии. Право, стоило бы когда-нибудь опубликовать перестраховочные перлы, написанные по поводу "Карнавальной ночи", "Полосатого рейса" или "Добро пожаловать!". А сколько погибло интересных замыслов, приговоренных к смерти такими читателями, не умеющими прочесть сценарий, понять, что будет на экране, что и как дойдет до зрителя, с какими мыслями, с какими чувствами он выйдет из зрительного зала.