Как возникает замысел сценария? Вопрос трудный. Если говорить не о ремесленной работе, а о творчестве, то, вероятно, сколько сценариев - столько и путей возникновения замысла. Он может родиться нечаянно или в упорных размышлениях: как бы выразить на экране такую-то идею или в итоге длительного изучения какого-либо жизненного материала, но с таким же правом замысел может возникнуть от случайной встречи автора со своеобразным характером или от какой-нибудь ничтожной детали.
Однако во всех случаях начальное побуждение писателя соединится с его жизненным опытом, с его воззрениями, убеждениями, симпатиями, антипатиями, размышлениями. Если, повторяю, речь идет о творчестве.
На первом этапе сценарный замысел - нечто вроде птичьего яйца. Нет еще ни клюва, ни перьев, но под скорлупой уже все определено: вся будущая птица, с ее внешностью, инстинктами, характером. Пока перед нами только яйцо, а все уже известно - сможет ли будущая птица парить в бесконечности неба или только хлопать крыльями и взлетать на забор, запоет ли она серебристым голосом, так, что замрет все вокруг, или только закудахчет, Все, все содержится уже в яйце.
Как бесконечно много видим мы картин и читаем сценариев, способных, в лучшем случае, взлететь на высоту забора!
И это определяется вовсе не масштабом происходящих событий. На экране могут проноситься дивизии, сшибаться целые армии, герои могут произносить высокопарные монологи, бороться, умирать, но при этом мыслишки, породившие всю эту трескотню, могут оставаться самыми ничтожными, и наоборот, на экране проходит маленькая история доктора Дымова, а крылья чеховской мысли поднимают зрителя в высоты всечеловеческих идей, очищают его душу, заставляют размышлять о жизни, помогают становиться добрее, умнее, лучше.
Один из самых замечательных сценарных замыслов, на мой взгляд, лежит в основе "Скованных цепью" Н. Дугласа и Г. Смита. Сценарий этот у нас трижды опубликован - в "Иностранной литературе", "Искусстве кино" и в сборнике "Американские сценарии". Поэтому нет надобности пересказывать его содержание.
По сценарию Дугласа и Смита можно проследить за важнейшим творческим процессом - как авторский замысел материализуется драматургически. Ведь если замысел не растворится в сценарии, не воплотится в сюжетные ситуации, в человеческие характеры, а останется только для дидактических тирад, - грош цена такому сочинению, как бы ни был интересен первоначальный замысел.
У Дугласа и Смита замысел обрел точные драматургические формы.
Если бы авторы писали о сбежавших с каторги негре и белом - в этом тоже были бы драматические возможности для решения темы расовой розни.
Но великий замысел родился в тог миг, когда авторы связали негра и белого одной цепью.
Эта цепь дала возможность проявиться сильным характерам героев. Она позволила поднять на великую высоту нравственное звучание произведения и выразить всю силу ненависти, испытываемую авторами к расовой дискриминации.
Благодаря этой цепи авторы смогли рассказать, как после того как она наконец разорвана, возникает новая цепь - не стальная, а моральная - между белым и негром, как белый человек, набитый гнусными предрассудками белых, вырастает, становится человеком с большой буквы.
И когда он отказывается спастись и возвращается к своему черному товарищу, чтобы вместе погибнуть, испытываешь чувство великой радости и преклонения перед настоящими людьми.