Личность актера [1966 Каплер А.Я. - Алексей Каплер. Рассказы о творческом пути]

О Щукине, однако же, я хочу сказать несколько слов особо.

Прошло много лет. Я видел множество картин о Ленине или таких, где образ Ленина был эпизодическим. Одни актеры играли хорошо, другие худо, но для меня, кроме Щукина, никто не был Лениным. Щукину я не то что верил - я просто видел в нем Ленина.

Думается мне, что у нас в кино еще не поняли по-настоящему, что же такое личность актера?

Личность актера имеет гигантское значение для всякой роли, но для роли Ленина - решающее.

Первые радости 1956. Необыкновенное лето 1957. Необыкновенное лето 1957. По одноименным романам Константина Федина. Т. Конюхова - Лиза Мешкова

Первые радости 1956. Необыкновенное лето 1957. Необыкновенное лето 1957. По одноименным романам Константина Федина. Кадр из фильма

Первые радости 1956. Необыкновенное лето 1957. Необыкновенное лето 1957. По одноименным романам Константина Федина. В. Коршунов - Кирилл Извеков, О. Жизнева - Вера Никандровна

Ведь экран, предельно приближая к нам актера, дает возможность "заглянуть ему в душу", просматривать его насквозь. Тут не обманешь. Ежели актер человек пустой, неумный - мы сразу же видим это, как бы мастерски он не играл благородную роль. Мы сразу, например, узнаем глаза неискреннего человека на экране, мы безошибочно угадываем самовлюбленного человека, не умеющего слушать партнера, сколько бы он к партнеру ни наклонялся, как бы ни играл сочувствие.

Экран разоблачает все. Именно по этой причине в первую очередь такое значение имеет в кино выбор актера.

В театре все это тоже важно, но в кино этим решается дело.

Щукин, на мой взгляд, гениально сыграл Ленина не только потому, что он был великим актером, но и потому, что его личные, щукинские, человеческие качества слились в нашем зрительском восприятии с образом Ленина.

Чтобы сыграть эту роль так, как ее сыграл Щукин, надо было еще быть очень большим человеком. И Щукин им был.

Образ, созданный Щукиным, формировался не только его великим дарованием, но и щукинской личной нравственной чистотой, его человеческим обаянием, чуткостью, партийностью, глубоким умом, проницательностью, принципиальностью, справедливостью, требовательностью к себе и другим, мягкостью, наивностью, добротой, юмором.

Доброта у него была не просто добротой - она была жизненной позицией.

Все эти личные качества Щукина органически слились на экране с образом Ленина.

Как-то во время работы над ленинской картиной мы условились с Борисом Васильевичем, что я заеду за ним в театр к концу репетиции и мы вместе отправимся на студию.

В два часа Щукин вышел из театра и направился к машине.

Однако, пройдя несколько шагов, он остановился. Я открыл дверку, окликнул его, но, казалось, Борис Васильевич не слышит меня, не видит. Он стоял посреди тротуара, глядя прямо перед собой. Люди шли мимо, "обтекая" его. Кое-кто оглядывался - в фигуре человека, неподвижно стоящего среди всеобщего движения, было что-то необычное, пугающее.

Так прошло, вероятно, полминуты, а может быть, и целая минута.

Вдруг Щукин как бы очнулся и пошел вперед. Он сел в машину, и мы поехали.

Кажется, в тот день был какой-то праздник. Мы двигались по солнечному Арбату, как по театральному фойе в день премьеры: на тротуарах не хватало места, и люди шли густой толпой посреди улицы.

Борис Васильевич молча смотрел в окно. Когда мы съехали с Бородинского моста на Набережную, он сказал:

- Ничто не болело. Просто мне стало как-то странно. Я не мог пошевелиться, я был совершенно пустым, отсутствовал. Меня не было...

Никто тогда еще не знал, что Щукин смертельно болен. То, что случилось в тот день, было предвестием трагического конца.

Утром седьмого октября его нашли мертвым в постели. Лицо было спокойным. В руке зажата раскрытая книга. На одеяле лежали очки. В комнате горел свет. Видимо, Борис Васильевич читал ночью.

В его руке была книга "Парадокс об актере" Дени Дидро. Она раскрыта была на восьмой странице. В этом месте Дидро пишет о Клерон - знаменитой французской актрисе XVIII века: "Если бы вы присутствовали при том, как она работает над ролью, сколько раз вы сказали бы ей: "Вот, вы добились!" И сколько раз она ответила бы: "Ошибаетесь!" Один из друзей Дюкенуа (выдающегося скульптора XVII века) схватил его за руку и воскликнул:

"Остановитесь! Лучшее - враг хорошего, вы сейчас все испортите!"

"Вы видите лишь то, что я сделал, - ответил пораженному знатоку художник, переводя дух, - но вы не видите того, что у меня в мыслях и чего я добиваюсь".

Эти слова Дидро необычайно точно определяют творческий характер самого Щукина, его постоянную неудовлетворенность собой, они - как бы итог всей его прекрасной жизни, и поразительно, что именно эти строки, заключавшие в себе девиз его творчества, были последними, что он прочел.

Зрители, и я вместе с ними, совершенно поверили Щукину - Ленину, поверили, что на экране настоящий Ильич. Именно поэтому зрители, и я вместе с ними, так горько, так безудержно плакали, стоя у вахтанговского театра в октябрьский день тридцать девятого года, когда хоронили Бориса Васильевича Щукина.

Всем нам казалось, что мы потеряли частичку Ленина в тот день.