Максим Максимович после длительных репетиций добился успеха, нашел интересные детали для образа Дерсу Узала и попросил о начале генеральной репетиции. Если бы мы знали, что актеры ни разу не ошибутся, можно было рискнуть и отснять сцену целиком, тем более, что Куросаве очень понравилась игра Мунзука.
- Приготовились к съемке!- скомандовал Куросава по-японски и добавил, обращаясь к Максиму Максимовичу: - Повторите так же, как на генеральной!.. Мотор!
Наступила полная тишина в павильоне. Актеры начали свои действия. Арсеньев спит возле костра, Олентьев чистит винтовку. В определенное время по команде Куросавы ссыпают с фанеры мелкие камни, создавая шумовой эффект.
- Что там?- просыпается Арсеньев.
- Камень сорвался... Никак спускается кто?- шепотом отвечает Олентьев.
После этих слов, почти под потолком самого крупного на "Мосфильме" павильона, зажигается свет в открытом грузовом лифте, в него входит какой-то старик и нажимает кнопку спуска. Такой шум донесся до нас, что Куросава с гневом закричал: "Стоп!.. Стоп!.." Все подняли головы вверх и смотрели на равнодушного старика, спускающегося в грохочущем лифте. А он смотрел на всех нас сверху и думал: "Что это они прекратили работу и глазеют на меня?!"
Пришлось все начинать сначала. Вернули на исходное положение съемочные камеры, актеров, поправили грим, свет, добавили в костер дров... И опять команда "Мотор!" Опять начали действовать в кадре актеры.
По выражению лица Акиры Куросавы было видно, что сцена идет хорошо. Он иногда даже улыбался, Но вот что-то засуетились кинооператоры Федор Добронравов и Асакадзу Накаи возле своих камер, приостановили работу, смотрят на Куросаву. А он довольный наблюдает за игрой актеров, следит за каждым движением Максима Мунзука, ждет, когда он начнет ругаться на костер. Наступил этот момент. И так здорово получилось у Мунзука, что Куросава расхохотался. Но когда закончилась актерская сцена и режиссер скомандовал: "стоп!", он взглянул на операторов и понял, что произошло что-то непоправимое. Оказалось, что в кассетах не хватило пленки! В обеих камерах!
Куросава разгневался, потребовал зарядить новые кассеты, но пленки больше не было. Мы просили на эту кинопробу 600 метров пленки и всю израсходовали. А склад был закрыт из-за позднего времени. Таким образом, нам не удалось отснять целиком всю сцену с удачной игрой Максима Максимовича. Если бы старик не спускался в лифте, то хватило бы пленки на Мунзука.
* * *
На следующий день состоялась вторая кинопроба, где партнером у Мунзука был Юрий Соломин. Снимали очень маленький кусочек того же эпизода со слов: "Меня Арсеньев зовут..." и до конца.
- Начнем с того,- предложил Акира Куросава,- что Арсеньев и Дерсу сидят у костра. Повязка снята с головы Дерсу Узала. Он набивает табаком трубку, прикуривает. Потом актеры проигрывают сцену с текстом, и когда Арсеньев ложится спать, Дерсу Узала поднимается и идет за дровами. Нам нужно посмотреть на экране походку Мунзука и его фигуру.
В этот день состоялась первая встреча талантливого и популярного киноактера Юрия Соломина с молодым киноактером Максимом Мунзуком, хотя этому по возрасту было за шестьдесят!
У Куросавы не было замечаний Юрию Соломину, и Мунзук работал без ошибок. За два часа провели кинопробу и пошли в съемочную группу обсуждать возникшие проблемы. К концу разговора пришел Максим Максимович.
Мунзук-сан,- пригласил его Куросава сесть в кресло,- я прошу вас не заучивать роль, так как вы и без этого похожи на Дерсу Узала: знаете обычаи тайги, ходите по сопкам, занимаетесь охотой.
- А у меня и так не получается ее заучить! - смеясь, ответил Мунзук.
- А рыбной ловлей занимаетесь?- спросил Куросава.
- Да,- ответил Мунзук,- я страстный рыболов!
- Я тоже хочу ловить рыбу!- сказал Куросава.- Если вы меня научите, то вместе будем рыбачить!
- Посмотрите, какая у меня красивая жена!- сказал он Акире Куросаве. - А знаете, почему она такая молодая? Потому что она никогда меня не ругает и не умеет сердиться!
- Вам повезло!- засмеялся Куросава.- А мне от жены достается!
Максим Максимович рассказал о своей жене Кара-кыс Намзатовне Мунзук, известной тувинской актрисе, о ее творчестве. Вспомнил о детях, внуках. И самое главное, о чем он может бесконечно рассказывать, - о Тувинской республике, об ее достижениях, о богатстве и красоте родной земли.
В эти минуты Куросава тоже, наверное, вспомнил Страну восходящего солнца, родной Токио, семью.
- Вот вам хорошо!- на прощанье сказал он Мунзуку.- Вы завтра уезжаете в Кызыл к своей семье, а нам здесь без жен плохо!
Максим Максимович уехал домой в отличном настроении и с надеждой на ближайшее возвращение. А мы улетели на Дальний Восток, чтобы показать Куросаве выбранные нами места съемок.
Находясь у себя дома, в столице Тувинской республики городе Кызыле, Мунзук усердно репетировал роль Дерсу Узала, учил текст, вживался в образ будущего героя. Богатый долголетний театральный опыт Максима Максимовича помог актеру выработать личную трактовку этой роли. Все основные сцены он разработал по своей интуиции, вложил свое видение, постарался закрепить в памяти придуманные теоретические и практические детали, помогающие раскрытию и развитию образа.
За несколько дней до проведения следующих кинопроб я выслал Максиму Максимовичу текст сцены, которую выбрал Куросава. Это, пожалуй, самый сложный из фильма драматический отрывок.
Когда Дерсу Узала не попадает из ружья в кабаргу, он делает отметку на дереве и пытается попасть в цель. Грохочет выстрел. Дерсу бежит к дереву и, увидев, что в самом деле промахнулся, бессильно опускает руки, роняет винтовку, падает на колени. Растерянный взгляд широко открытых глаз устремлен куда-то в пространство.
Арсеньев подходит к нему, как бы в утешение кладет руку на плечо.
Дерсу вздрагивает и, охваченный страхом, поднимается, скидывает шапку и быстро-быстро говорит:
- Раньше никакой люди первый зверя найти нету. Всегда моя первый его посмотри. Моя стреляй - всегда попади, моя пуля никогда мимо ходи нету. Теперь глаз худой стал, посмотри не могу. Кабарга стреляй - не попади, дерево стреляй - тоже не попади... Как теперь моя тайга живи?..
Голос, полный боли, отчаяния, его лицо и фигура исполнены подлинного трагизма.
Несколько мгновений Арсеньев молчит, не зная, что сказать в утешение, потом говорит нарочито бодро и весело:
M. Мунзук и Ю. Соломин. Арсеньев: Ничего, Дерсу, каждому случается разок-другой промахнуться. (Кадр из фильма)
- Ничего, Дерсу! Не бойся! Ты выручал меня из беды, спасал мне жизнь. Я у тебя в неоплатном долгу. Пойдем со мной в Хабаровск. Мой дом - твой дом, Дерсу. Будем жить вместе. И поверь, все будет хорошо, слышишь, Дерсу?!
Но Дерсу, как будто не слыша этих слов, машинальным жестом поднимает ружье и смотрит на него, как на вещь, которая ему более совсем не нужна.
* * *
Мунзук приехал в Москву с таким настроением, будто он только что сыграл эту сцену. Куросава почувствовал подходящее состояние актера и быстро приступил к репетициям. Но к нашему общему сожалению, репетиции не проходили успешно. То, чего добивался Куросава от Мунзука, не получалось. Настроение грусти и печали передалось на весь съемочный коллектив. Больше всех переживал, конечно, Максим Максимович. После двух дней репетиций мы рискнули назначить съемку. На территории "Мосфильма" есть живописные места возле пруда, где растут несколько вековых деревьев. Вот там мы и назначили проведение кинопробы.
Одели и загримировали актеров, установили камеру, приступили к репетиции.
Единственное, что удовлетворяло Куросаву в игре Мунзука,- подбег к дереву. Остальное решительно не нравилось. Провели десяток репетиций, а Куросава по-русски повторял: "Нет... нет... нет..." Наконец, японский режиссер рассердился и сделал мне замечание. Я предложил ему отдохнуть, а сам приступил к работе с Мунзуком, добиваясь выполнения задач, поставленных Куросавой. Через некоторое время я не выдержал и стал разговаривать с Максимом Максимовичем повышенным тоном. Увидев это, Куросава подошел к нам и стал сам показывать физические действия, заданные актеру. Расстроившийся Мунзук, уже и текст стал забывать и не мог внимательно наблюдать за действиями режиссера-постановщика, пытавшегося изобразить трагическое состояние Дерсу Узала.
И все-таки целиком сцена не получалась. Я внимательно смотрел, как показывает Куросава отдельные моменты этой сцены. Блистательно! Великолепно! Понятно! Казалось бы, скопируй все это актер - и лучшего не надо. Но так, как хотел Куросава, у Мунзука не получалось. Я стал более подробно объяснять Максиму Максимовичу задание, пытался скопировать его игру и Куросавы, падал на колени, говорил в необходимом ритме текст, поднимал ружье и смотрел в пространство...
Потом Куросава решил отрабатывать с Мунзуком буквально каждое движение рук, ног, головы, глаз. На это ушло много времени.
После съемки состоялась моя беседа с Максимом Максимовичем, где пришлось высказаться о недостатках его работы, о невнимательном отношении к замечаниям Куросавы, о более серьезном подходе к образу Дерсу Узала.
Конечно, Мунзук с огромной ответственностью и желанием относился к своим обязанностям, отдавая все свои силы и время, но как это покажется ни странным - работа шла вхолостую. Вся беда заключалась лишь в одном, что его трактовка роли Дерсу Узала коренным образом отличалась от видений Акиры Куросавы.
Японский режиссер пригласил для беседы Максима Максимовича и выразил неудовлетворение проведенными репетициями, указал на его рассеянность, невнимательность к замечаниям, плохую память в последние дни.
Мунзуку пришлось согласиться с высказываниями Куросавы и признаться в том, что он несколько ночей не спал, интенсивно работая над ролью. Естественно, по этой причине потерял творческую и физическую работоспособность.
- Актер должен находить время для отдыха, чтобы не работать вхолостую,- сказал Акира Куросава.
Через несколько дней мы посмотрели отснятые кинопробы на экране. Игра актеров не понравилась Куросаве, и он попросил меня не показывать отснятый материал генеральной дирекции "Мосфильма".
- Я буду иметь это в виду, - ответил я Куросаве, - но если руководство пожелает посмотреть натурные кинопробы, то возразить начальству будет трудно!
- Тогда покажите только павильонные кинопробы,- попросил Акира Куросава.
* * *
Неожиданно Куросава заболел, а в это время назначались кинопробы той же сложной сцены, где партнером у Мунзука должен быть Юрий Соломин. Акира Куросава попросил меня провести съемку, но я категорически отказался и сказал ему:
- Соломин-сан, мне очень нравится, и пробовать его на роль уже не нужно, тем более, что я дважды проводил с ним кинопробы. Если Куросава-сан хочет еще раз пригласить Юрия Соломина в паре с Максимом Мунзуком, то после выздоровления удовлетворим его просьбу.
Так и поступили. Через несколько дней провели очередную кинопробу. Максим Максимович был в хорошем настроении, и работалось ему легко. Куросава делал незначительные замечания, которые без особого труда выполнялись.
5 февраля 1974 года были утверждены актеры на главные роли. Дерсу Узала - Максим Максимович Мунзук, Арсеньев - Юрий Мефодьевич Соломин.
С 19 марта вплотную приступили к репетициям.
В первой половине дня, как правило, работали над сценарием, после обеда проводили репетиции.
Для Куросавы очень важна была сцена "В ущелье", занимающая примерно десять минут экранного времени, с которой начинается действие фильма. Здесь впервые появляется Дерсу Узала, и с этого момента зритель должен заинтересоваться героем, привыкнуть к нему и отнестись с симпатией. Поэтому Куросава потратил много времени на репетиции, на продумывание самых мельчайших творческих находок именно в этой сцене.
- Если Мунзуку удастся этот эпизод выдержать в правильном "ключе", то последующие сцены первой серии не вызовут особых трудностей,- сказал Куросава.
Максим Максимович на каждую репетицию приходил в костюме и гриме своего героя. Это было обязательным условием Акиры Куросавы. Сначала мы читали отрывок, над которым предстояло работать, а затем начинали проигрывать. На репетициях присутствовало всего несколько человек: Акира Куросава со своими ассистентами Тэруё Ногами и Норио Миносима, актеры, с которыми проводилась репетиция, и я с переводчиком. Иногда приходил японский продюсер Йити Матцуэ и оператор Асакадзу Накаи. Посторонние лица не допускались.
Куросава добивался от Мунзука жизненного правдоподобия, не допускал малейшей фальши в физических действиях и чувствах актера, выжимал из него все способности. Репетиции записывались на портативный магнитофон и тут же прослушивались.
Когда Юрий Соломин был занят в театре, вместо него подыгрывали Максиму Максимовичу я или сам Акира Куросава.
Японский режиссер подыгрывал Мунзуку вместо Арсеньева на японском языке, и это сбивало Максима Максимовича и с текста, и с мысли. Он терялся, ошибался, переживал, а после репетиции мне говорил:
- Не буду репетировать, если Куросава со мной будет общаться по-японски вместо Арсеньева.
Давай Юрия Соломина и все!
- Во-первых, - отвечал я Мунзуку, - Куросава не умеет говорить по-русски; во-вторых, ему тоже хочется поиграть вместе с вами; а в-третьих, Соломин занят в театре и приходить на репетиции не может.