Первые кинонаблюдения

Тема наших занятий на ближайшее время - документальный репортаж на узкой пленке, ваша первая киносъемочная работа. В соответствии с учебной программой студент-режиссер первого курса выполняет эту работу один с начала и до конца, то есть является одновременно автором замысла, оператором и режиссером. Точно так же, как и протекающая параллельно работа над этюдом на сценической площадке, съемка документального репортажа узкопленочной камерой - это проверка ваших режиссерских способностей и овладение некоторыми теоретическими и практическими навыками.

Мы утвердили ваши индивидуальные заявки, вполне отвечающие задачам учебной программы: избранные темы связаны с сегодняшним днем в жизни Москвы и Подмосковья. Вы работали на натуре или в естественных интерьерах. Достигнутый экранный результат дает возможность проверить умение студентов наблюдать, видеть главное в интересующем предмете, отбирать и запечатлевать наиболее существенное и выразительное, раскрывающее тему.

Вы познакомились на практике с основами операторского искусства, отныне будете с пониманием относиться к роли оптики, ракурса, освещения, композиции. Работая над репортажем, вы как бы заново учились смотреть. Отчасти знаете теперь, что такое кинематографическое зрение - особое вглядывание в материал, формирование зрительного образа. Монтируя, вы практически усваивали функциональное значение основных элементов экранного изложения действия.

Относительно всех ваших репортажей в целом можно сказать, что они очень просты - по выбранным темам, по авторским намерениям и, добавлю, по необходимости (последнее диктуется учебной задачей). В маленьком фильме на 120 полезных метрах пленки вы запечатлели интересующее вас событие и - с большей или меньшей полнотой и точностью - выразили свое отношение к показанному.

Работы завершены, предъявлены мастерской, обсуждены товарищами и приняты педагогами. В целом наш курс будущих режиссеров оказался на высоте, с заданием студенты справились. Но понятно, что в каждой работе были свои достоинства и свои изъяны. Так что у нас есть все основания рассмотреть хотя бы некоторые из ваших документальных репортажей.

Краткое содержание: немая пленка внимательно и неторопливо фиксирует горячие споры футбольных болельщиков, расположившихся группами у входа на стадион. Затем камера переносит нас на трибуны - мы видим, то различая лица, то в монолитной массе общих планов почти не различая их, реакцию толпы во время футбольного матча. И снова, покинув стадион вместе с публикой, камера останавливается у тех же групп болельщиков и следит за ними.

Совсем проста с виду работа Суюндукова. Собственно, спорт, футбол, оставшийся за кадром, ни авторского, ни, стало быть, зрительского внимания не привлекает. Может быть, вы видели грузинскую короткометражку "Игра без мяча"? Там в кадре не было мяча, то есть как будто не было и игры, самого футбола. Но были изображены игроки, были показаны болельщики, причем и те и другие представали в столь различных положениях и в таких типичных для этого вида спорта ситуациях, что нам казалось, будто мы следим за самим мячом. Между тем это впечатление было достигнуто в отраженных, "косвенных" свидетельствах на трибунах и в прямых следствиях происходящего на поле, где невидимый летал мяч, где складывались все футбольные перипетии. Интересный замысел, но наш студент подобной задачи не ставил. Суюндукова интересуют болельщики - кто они, что собой представляют, как относятся к знаменитой игре и как через это отношение открывают себя, свои характеры автору и зрителям.

По-моему, будущий режиссер справился со своей задачей. У его товарищей, правда, возникал вопрос: а оригинальна ли такая творческая затея? И подразумевался ответ: нет, не оригинальна. Но я бы с категорическими заявлениями не спешил, оценить авторское намерение как банальность было бы несправедливо. Мы придем с вами к верной оценке, если, анализируя увиденный репортаж, рассмотрим параллельно и то, что было на экране, и то, как оно воспринималось нами.

Повествование в "Болельщиках" строится, так сказать, по "трехчленной формуле", середина репортажа отведена кадрам, в которых показано поведение публики ВО время матча. На этих кадрах во время просмотра мы с вами отдыхали. Скучали - попросту говоря. Мы понимали, зачем эти эпизодики понадобились автору: он хотел показать нам, из-за чего горит сыр-бор в спорах болельщиков, и чувствовал, что без какой-то перебивки, без переключения внимания зрителей могут показаться статичными и однообразными сценки споров. Если иметь в виду последнее - поиск формы во имя укрепления повествования, желание придать всей вещи некую занимательность и целостность, - то Суюндуков прав: отойти от группок спорщиков, оглядеться вокруг было полезно. Но не было нужды подниматься на трибуны, мы ровным счетом ничего нового там не увидели. На беглых общих планах изображено только то, что мы и так предполагали, не раз видели, легко можем себе представить и не нуждаемся в лишних подтверждениях. Не тратьте, други, попусту экранное время!

Могу представить, как было бы любопытно проследить на трибунах за теми болельщиками, с которыми мы успели познакомиться вначале, - тут наверняка возникли бы какие-то неожиданности, обогащающие картину футбольного матча. Естественно, что автор и режиссер репортажа, связанный условиями и обстоятельствами своей работы, не мог заметить на трибунах своих случайных знакомых - претензий к нему нет. Но и других знакомств он на стадионе не завел, ничем новым нас не порадовал - и за это мы его похвалить не можем.

Сделаем промежуточный вывод. Мы часто говорим: надо дать пищу воображению. Или так (с другой установкой): дать толчок воображению. (Об этом нам не раз еще придется говорить: у этих привычных формулировок немало меняющихся значений.) В репортаже были пустые "общие места": трибунами кинематограф нас закормил, здесь зрительский интерес гаснет.

А вот начало и конец репортажа очень хороши. Знакомые ситуации? Да, несомненно.

Избитые и потому не могущие вызывать серьезного интереса сценки?

Нет, с таким выводом согласиться нельзя. Мы знаем, чем стал спорт в современной жизни (хотя и тут еще немало загадочного). Знаем, какой всепоглощающей бывает любовь к нему. И это мы обнаруживаем при первом же взгляде на экран, схватываем мгновенно в знакомых, очень знакомых сценках споров болельщиков. Но этой мгновенностью узнавания не был исчерпан наш интерес. Мы с вами смеялись, рассматривая происходящее на экране. Чему смеялись?

Вероятно, нас развеселило само узнавание. Радость узнавания - характерное явление в восприятии искусства. Вот почему я возражал против того, чтобы считать подобные кадры стереотипными. Суюндуков показал нам, что отношение человека к какому-либо явлению, событию, факту, в данном случае - к спорту, дает нам возможность разглядеть и самого человека.

А люди у него в кадре живут. В репортаже Суюндукова подробнее, чем в других работах вашего курса, показаны люди. Есть куски прямо-таки отличные по подсмотренному состоянию человека. И одно это заслуживает высокой оценки. И смонтированы эти кадры хорошо, в соответствии с задачей, которую ставил перед собой режиссер. Стыкующиеся в определенном смысловом значении планы дают возможность полнее рассмотреть происходящее, понять ситуацию, составить мнение о том или другом человеке. Чуть больше профессионального умения (а оно несомненно придет) - и мы сочли бы полным и всесторонним наше знакомство с людьми, заинтересовавшими автора репортажа.

Впрочем, мы ведь и сейчас уже составили какое-то определенное мнение об увиденных нами людях. Запомнили самоуверенного болельщика, изрекающего с апломбом свои суждения. И другого, видать, неавторитетного в этом кругу избранных знатоков: он все пытается что-то сказать, а его слушать не хотят. И третьего, футбольного эрудита: любое возражение он парирует вескими доводами... Заметьте себе: в документальном кинематографе, к которому вы прикоснулись с великой пользой для себя, нередко тонко замеченное и точно переданное душевное состояние создает иллюзию полноты характера, иллюзию давнего знакомства. Тут мы вновь имеем дело с пищей для воображения: включается зрительский опыт, к увиденному на экране прирастает почерпнутое непосредственно из жизни.

В художественном, игровом кино тоже надо уметь пользоваться такими иллюзиями, не ограничиваясь ими, разумеется.

Обратите внимание и на то, что в "Болельщиках" человек открывается в забавных, в смешных для наблюдателя проявлениях. Это добрый, участливый смех. И не только снисходительность к простительным человеческим слабостям я при этом имею в виду. В юмористической окраске этого репортажа ощущается небезразличная нашему сердцу правда жизни. Здесь юмор отражает взгляд отзывчивого человека. У писателя Фазиля Искандера мне встретилось славное высказывание на этот счет: "Смешное обладает одним, может быть, скромным, но бесспорным достоинством: оно всегда правдиво. Более того, смешное потому и смешно, что оно правдиво".

Это высказывание не претендует на полноту и точность. Но, в главном, объясняет, чем хороша просмотренная нами работа.

Краткое содержание: "Шумная площадь перед Троице-Сергиевской лаврой, что в Загорске, - суета на стоянке легковых автомобилей, проезды автобусов "Интуриста". Панорама по открытому летнему залу многолюдной шашлычной. Стены лавры - в перспективе, с разных точек, ее внутренние дворики, отдельные здания, архитектурный ансамбль. Людские скопища - экскурсия у входа в антирелигиозный музей, группы верующих в ожидании церковной службы. Древние старухи - спящие, сидящие, жующие, бредущие, разговаривающие, молчащие, молящиеся. Священнослужители - щеголеватые, старомодные, озабоченные, покойно-величавые. Кадр с классическим, почти оперным по своей кричащей выразительности нищим-юродивым, - он в отрепье, с искаженным лицом, трясущимися руками, сведенным судорогой телом. В нескольких кадрах безучастная к окружающему девица в изящном платьице, под летним зонтиком... Финальные кадры цветные - монастырские башни, золотые купола, ажурные звонницы, иконописные лики..."

Работа оставляет пестрое впечатление. Зяблицев в свое оправдание сказал на обсуждении, что хотел добиться, чтобы все происходящее в кадре воспринималось как базар: все на продажу - от крестиков до шашлыков, религия оптом и в розницу, не обособленная от мирской суеты и повседневных зауряднейших запросов.

Что ж, на экране базар получился - и тот, который намеревался устроить нам сам автор, и тот, что возник непреднамеренно из-за режиссерской нераспорядительности. Здесь материал как будто самоуправствует, не слушается хозяина - явление, увы, встречающееся и за пределами нашего учебного заведения, в профессиональной режиссуре. Камера в его руках была послушной; что хотел он, то и снял, да так именно, как хотел. А вот материал вышел из-под власти.

Между тем в работе многое по-настоящему интересно. Но есть и общие места, приевшиеся мотивы, они выглядят как заимствованные кадры, как цитаты. Есть что-то поверхностное, непродуманное и в самой задаче. Так, от идеи со всеобщим торгом я бы вовсе отказался. Базар - это поверхностное наблюдение, внешний, непреодоленный слой. Надо бы еще раз промыслить весь материал, то есть перемонтировать весь репортаж, организовать его заново, посерьезнее. Тогда мы сможем зачесть эту работу.

К общим местам отношу я "архитектурные" кадры, весь церковный антураж. На обсуждении, кстати, верно говорили товарищи, что использование цвета в черно-белом фильме создает сильнейший удар, ведущий акцент. Так получилось с образом Спаса в финале. Не по воле автора, вопреки его желанию, иконописный лик, явленный зрителю в конце репортажа, приобретает, так сказать, обратную силу - как бы понуждает нас вновь обратиться к увиденному. Будто смотрит Иисус на то, что происходит окрест, на преходящую суету сует, возвышаясь неким извечным идеалом. А ведь в планы автора это не входило, он вовсе не хотел сличать якобы неизменный религиозный идеал с сутолокой реального мира. Напротив, Зяблицев собирался в этой сутолоке разобраться.

В работе пока что много случайностей, не обогащающих силой ворвавшихся фактов авторский замысел, а затуманивающих его. Со всех сторон окружили автора вневременные старухи. Гримасничает в кадре назойливый юродивый, попал он на экран только из-за своей прельстившей Зяблицева живописности. А ведь тут никакого базара, никакой неразберихи не должно было бы быть. Мы, зрители, отлично понимаем, что там происходило на самом деле: те же старухи доставили в лавру несчастного калеку, явив тем самым свое милосердие и уповая на божье. Понимаем тщету этих усилий и многое-многое, что за ними возникает,- цепкие пережитки религиозного сознания, их озадачивающая несовместимость с сегодняшней действительностью. И даже испытываем боль от того, что не каждого скорбящего душой и телом можно ныне исцелить. Но когда кинорепортер, примостившийся за монтажным столом, клеит кадр к кадру длинную череду планов юродивого, рождается экранная многозначительность, на поверку - пустая, ибо за нею нет уж более движения мысли, ни репортажных наблюдений, ни последующего размышления.

Не хочу ничего навязывать Зяблицеву, чту его авторское право, но настаиваю на том, чтобы он довел свою работу до конца. И потому берусь кое-что посоветовать.

На меня, когда я смотрел эту работу, самое сильное впечатление произвела скучающая, томящаяся девица под зонтиком. Вот уж она поистине случайная фигура в лавре, но не случайная в репортаже. По-моему, автора она весьма заинтересовала, более других лиц. Я угадал?.. Попал, говорите, в самую точку?.. Так будем же тогда держаться около этой девицы и подумаем, что она тут делает и, стало быть, как бы нам получше распорядиться ее экранной судьбой.

Девица под зонтиком - вопросительный знак. Мы не имеем и не получаем никакого представления о том, что ее привело на солнечный двор лавры. Но она стоит там, особняком, как будто упрямо и как будто долго, отгороженная ото всех своим нелепым зонтиком, отрешенная от мирской суеты и, в равной мере, от благодати православия. Все прочие имеют какое-то касательство к делу: старухи пришли похлопотать за души родственников, священнослужители - здешние функционеры, больные молятся об исцелении, досужие иностранцы любуются русской национальной культурой, то есть, в данном случае, - иконами, толчется здесь и просто любопытствующая публика. Эти люди нам понятны, во всяком случае - мы считаем, что понимаем их, и этого с нас достаточно. А вот девица под дурацким неуместным зонтиком загадочна и прекрасна.

По-моему, она прикатила сюда на свидание. Встреча у старой часовни - романтично, как в кино. А может, она здесь охотится - с наигранным безразличием замерла в своей целеустремленной стойке, надеется зацепить зонтиком какого-нибудь иностранца. А время идет, солнце томит, иностранцы обходят стороной приманку и снуют возле экзотических икон... Это догадки. Ответить точно на вопрос: что ее сюда занесло? - невозможно, поскольку у Зяблицева нет кадра, в котором бы так или иначе разрешалось это девичье ожидание. Но - можно задать такой вопрос в репортаже. Не искать ответа, не столь уж важного в своей конкретности. Организовать весь материал таким образом, чтобы интригующая нелепость пребывания в кадре этой девицы пересекалась с другими, понятными подробностями. Тогда будет четко обозначен объем увиденного и осмысленного, исчезнет претенциозность, пестрота человеческих устремлений будет передана с большей полнотой и без ложной многозначительности. Попробуйте!

Краткое содержание: "В осенний пасмурный день на мокром асфальте площади отрабатывают строевой шаг молодые солдаты. Командир на вышке отдает приказания в мегафон, требует, видимо, большей четкости в построениях, передвижениях, в точном и быстром исполнении команд... Зеркальные витрины магазинов, заторы у входов - толпы покупателей, нагруженных пакетами, коробками, в беспорядочном людском движении есть некий контраст наметившейся строгости парадного солдатского строя. ...Улицы перед праздником: рабочие растягивают транспаранты, развешивают гирлянды лампочек - скоро праздник..."

Работу Виталия Фетисова в целом считаю удав шейся.

Правда, к началу репортажа у меня есть претензия. Марширующие перед парадом солдаты и толпы торопливо движущихся покупателей и прохожих - это, конечно, не проницательное наблюдение, да и автор тут не стремился что-то заново открыть нам. Он, по-видимому, развлекается, монтируя встык динамические контрасты и объединяя их так, будто чьи-то команды - для солдат явные, для всех прочих горожан в кадре неслышные - двинули массы людские на приступ, на спешную хлопотливую подготовку к празднику. Признаться, мне эта шутка не по вкусу, она слишком тяжела и слишком долго тянется, что мешает принять ее, к тому же ее смысловая легковесность не согласуется с интонацией других авторских наблюдений. Но интересные куски и там есть.

Зато основная часть материала отменно хороша. Фетисов не просто снял подготовку к празднику, деловитым хроникером его не назовешь. Он по-своему увидел и по-своему передал атмосферу предпраздничных Дней. И я не расхожусь в мнениях с товарищами автора, высоко оценившими его работу. Фетисов наблюдательный человек. Но его наблюдательность особого рода, она не похожа на так называемое "фотографическое зрение", на ту приметливость, которая выражает себя в изобилии мгновенно схваченных деталей, складывающихся в утомительный перечень или путающихся без разбора в нашем сознании. Тут мы имеем дело с наблюдательностью, присущей художественному взгляду. Об этом свидетельствует значительная часть использованного в репортаже материала, где налицо - отбор по признаку образной выразительности. Отбор - сложная, и рассудочная, и эмоциональная работа, она диктуется и творческой задачей, обнаруживая глубину понимания жизни, и творческой индивидуальностью автора, его личным опытом, его пристрастиями.

Именно в таком смысле сказал я о наблюдательности Фетисова. А такая наблюдательность дарит нам новый взгляд на вещи, открывает незнакомое в знакомом и тесно связывает зрителя с автором. Сколько раз видели мы, как в канун празднеств украшаются городские улицы. Но вот в кадре рабочие руки развертывают, растягивают аккуратно сложенные в гармошку транспаранты. Мы таких гармошек на экране не видели и сейчас словно изнутри, из позиции, разрушающей сложившийся стереотип восприятия, с новым интересом вглядываемся в происходящее.

Те же рабочие руки превращают бесцветные колбы электролампочек в разноцветные гирлянды - окунают лампы в краску, поочередно надвигают на каждую лампочку то одну, то другую, то третью банку с растворами разных красок. Вроде бы - ничего особенного, а зрелище почему-то не только интересное, но и трогательное. Это выразительно снято: прослежены точные и бережные движения рабочего, уважительно снято, с любовью к трудовому человеку и с юмором понимания нехитрого фокуса, когда обыкновенное преображается, одевается в праздничный наряд.

Перед нами не бесстрастное наблюдение. И трогает нас то, что Фетисов знает и любит изображаемую им предпраздничную атмосферу, передает нам свое знание и свою любовь - вот это и вносит элементы искусства в его работу.

Делая такие громкие заявления, я отлично понимаю, что в обсуждаемой работе многое выглядит еще ученически, не все, далеко не все получило верное кинематографическое решение. Но тенденция важна, и она приметна в репортаже Фетисова. И заслуживает поддержки.

Последнее замечание в связи с этой работой. В репортаже "Скоро праздник" камера не следит за отдельным человеком, не фиксирует с большей или меньшей длительностью и вниманием поведение людей, не характеризует кого-то персонально - в этой маленькой картине нет различимых персонажей. А герой есть!

Героем является и сам автор, хотя к самовыражению он не стремился, вернее - не ставил перед собой сознательно такой задачи, но как раз себя он выразить сумел. Героем репортажа окажется и тот зритель, который разделяет чувства автора и, значит, ощутит, что это его, зрителя, мир воплощен на экране, и камера в руках Фетисова - взгляд именно такого зрителя.

У нашей школы есть и иные традиции - мы дорожим возможностью показать на экране героя, дать его рассмотреть, приблизить его к зрителям. Но упрекать автора не за что: задание он выполнил. К тому же документальный репортаж не ставил перед вами как цель создание портретной галереи наших современников. Так что с общими выводами мы повременим. Игровые ситуации поставят перед вами новые задачи, потребуют новых решений. От себя вы не уйдете - вне самопознания и самовыражения искусство немыслимо. Но в художественном, игровом кино идеалы автора, его предпочтения, его взгляды, мир его чувств обычно не открываются с такой непосредственностью и прямотой, как в разбираемой работе. В репортаже "Скоро праздник" авторской самохарактеристикой, убеждающей искренностью и эмоциональностью, является заинтересованное обращение Фетисова к давно изученному им и облюбованному жизненному материалу.

Краткое содержание: "В суде слушается дело о разводе (синхронная съемка). Из объяснений сторон, из свидетельских показаний зритель должен получить представление о том, по чьей вине разрушена семья, по чьей вине страдает малолетняя дочь. По-видимому, виновна мать ребенка: она алкоголичка. Суд выносит решение о разводе, лишает мать родительских прав, передает девочку на воспитание отцу... Последний кадр: детский сад, конец дня, родители забирают домой ребятишек, знакомая зрителям девочка, радостная и беззаботная, держит отца за руку".

Работа Мусатова вызвала в нашей мастерской самые большие споры и разногласия. К некоторым, ко многим из высказанных суждений я готов присоединиться, однако считаю, что репортаж заслуживает самой высокой оценки, - давайте в этом разберемся.

Прежде всего не следует упускать из виду, что, в отличие от своих товарищей по мастерской, Мусатов с разрешения педагогов снимал свой репортаж не только как учебное задание. Работа предназначалась для Центрального телевидения и уже была показана телезрителям в рамках постоянной передачи с тем же, что и у репортажа, названием - "Человек и закон".

Употребленным мною выражением "в рамках передачи" я хочу подчеркнуть: здесь цель, если и не оправдывает средства, то в главном определяет их. В очередной беседе по телевидению, посвященной важной теме, этот репортаж шел как один из примеров, как киноиллюстрация, которая подтверждала сказанное в беседе и была дополнена комментариями ведущего передачу.

При обсуждении работы на это обстоятельство обратила ваше внимание Тамара Федоровна, возразившая тем критикам репортажа, которые отметили, что Мусатов упрощает, спрямляет сложную жизненную ситуацию. Возражение было справедливым: киноиллюстрация в телепередаче используется как документальное, из реальной жизни взятое и в реальных лицах представленное доказательство верного тезиса. Наблюдаемое на экране "в отрывках" негативное явление требовало от телекомментатора говорить о позорных фактах горячо и аргументированно, чтоб действенной была массовая правовая пропаганда. Мусатов заявил на обсуждении, что видит недостатки своей работы и ею не удовлетворен, так как вынужден был отказаться от части снятого материала и тем самым ограничить и упростить характеристику явления сравнительно с тем, что было им получено в процессе кинонаблюдения. Собранный материал богаче, чем окончательный результат, смонтированный репортаж.

Однако мы судим о работе по результату и, понимая ее издержки и принужденность некоторых решений, не можем отказаться от анализа того репортажа, который предстал перед нами в самостоятельном значении, и от анализа соответствующих жизненных обстоятельств, более или менее известных нам.

Так рождались ваши замечания и мои претензии. Так приходим мы и к важному на будущее выводу: поставленная перед автором утилитарная цель и его собственное желание достичь ее кратчайшим путем могут лишить произведение признаков искусства, если при этом - в самом творческом процессе - автор в интересах ясности и доступности размашисто отрубит от древа все ветви и сучья, наделит своих героев односложной характеристикой и всему произведению, прямому, как столб, придаст значение однолинейной информационной функции.

Примите эти слова как пожелание, адресованное всем студентам мастерской.

Автора мы лишний раз упрекать не будем - тем более, что он и сам понимает, в чем недостатки представленной им работы. Присмотримся лучше к ее достоинствам. Репортаж Мусатова даже в его нынешнем, как мы выяснили, усеченном виде содержит ценные наблюдения и сквозь его функциональную иллюстративность просвечивают жизненные явления, отнюдь не однозначные.

В репортаже не бедны характеристики основных персонажей - мужа и жены, получающих развод. Автор приводит нас в зал судебного заседания в тог момент, когда там решается вопрос о судьбе ребенка. Момент, что говорить, напряженный, и мы с особым вниманием вглядываемся в героев, вслушиваемся в их речь.

В беспощадно-откровенной зарисовке появилась на экране мать девочки, мы увидели распад личности, моральную деградацию, душевную опустошенность. Это драматично, это серьезно.

Еще полнее характеристика отца: когда он произносит свою речь в суде, мы еще не знаем, в чем трагедия этой семьи. Слушаем этого человека - отзываемся смехом: не смеяться невозможно, до такой степени нелепо звучит его выступление, зафиксированное со всей неумолимостью скрытой камерой. Автор действует здесь по неотразимому принципу "нарочно не придумаешь" - здесь правда пронзительная, и она постепенно овладевает нами. Стихает смех: нелепые, убогие речения заставляют нас с особой остротой почувствовать боль за человеческую судьбу. И беспомощность отца становится очевидной, и правда, заключенная в его словах, не похожа на однозначный и бесстрастный приговор.

Искусству свойственно смешивать смех со слезами - свойственно это и разбираемой работе. Подобно самой жизни, она сложна, в ее коллизиях сплетаются трагическое и комическое.

Возможно, я сейчас несколько преувеличиваю достоинства репортажа, но в первой работе режиссера всегда дороже всего мысль, стремление к глубокому исследованию жизни, а это стремление у Мусатова есть, как есть и определенная, достойная гражданская позиция. Если бы не финал репортажа, мы бы вряд ли стали упрекать автора в поспешных выводах и скоростных обобщениях. В последних кадрах - милый детский садик, доченька и папочка, безоблачное счастье - умилительная картинка, но уже не правдивая.

Конечно, и у меня во время просмотра мелькала мысль: как же случилось, что мать девочки потеряла облик человеческий? А не могло ли быть так, что толчком к ее грехопадению послужило поведение отца?..

С чисто пропагандистской целью телепередачи "Человек и закон" правомерно показать на экране то, что мы видели. Пусть, мол, матери, прикладывающиеся к водочке, подумают, чем это может кончиться. Но мы не знаем, куда повели бы нас дали и глубины реалистического искусства. Скажем, в романе Льва Толстого "Воскресение" судебное разбирательство - это только начало, за ним идет художественное исследование диалектики жизни, диалектики души.

Как видите, не каждую нашу претензию к работе Мусатова можно признать обоснованной. Жизнь безмерно сложнее искусства, какие-то - и весьма многочисленные - связи, существующие в действительности, художнику иной раз приходится отодвигать на второй план, фиксировать мимолетно, а то и вовсе отсекать важные детали как обстоятельства, не вмещающиеся в сюжет. Произведения такого рода, как обсуждаемый сегодня документальный репортаж, ставят проблему ответственности семьи за судьбы детей, заставляют задуматься над многосложностью причин, влекущих за собой столь горькие последствия, зовут к обсуждению, к спору, к дальнейшему выяснению того, что осталось за кадром, за пределами киноповествования.

Работа поставила Мусатова перед необходимостью принимать ответственные организационно-творческие решения. Для всех вас поучительно убедиться в том, как непросто иметь дело с многосложным жизненным материалом, как велики должны быть усилия художника для сохранения замысла, когда обстоятельства настоятельно требуют отказаться от какой-то части собранного материала. Над этим каждый раз, прежде чем решить, надо думать и думать.

При всех допущенных погрешностях репортаж Мусатова заслуживает высокой оценки. Студент не побоялся взять на себя большую ответственность. Ведь не из пустого тщеславия решился он превысить объем учебного задания - осуществил синхронную съемку, управился с видеозаписью, поработал в условиях достаточно жестких и приобрел, что немаловажно, ценный профессиональный опыт. В традициях нашей мастерской - поощрять такую инициативу, поощрять творческую храбрость.

А в итоге мы с вами имели полное право судить не "искусство для первокурсников" - такого искусства не существует, а произведение, рассчитанное на то, чтобы служить людям, и уже показанное не без пользы многомиллионной телеаудитории. Что-то в репортаже получилось, что-то не вышло - это естественно: автор впервые пробует себя в трудном деле.