IX. Жажда действия

Весной и летом 1968 года по странам Запада прокатилась волна студенческих волнений и бунтов. Такого мир еще не видал, и, надо сказать, мир несколько растерялся.

О событиях 1968 года уже написано множество статей и книг - со всех мыслимых позиций и под самыми разными углами зрения. Были произнесены и пугающие слова: "революция молодежи", и стариковски-желчные: "хулиганские выходки бездельников". Но для большей части буржуазной прессы было характерно признание права молодежи на протест и даже требование дать ей более широкие возможности для участия в политических и государственных делах. Столь явное заигрывание с молодежью буржуазной прессы нельзя расценить иначе, как тонкий политический ход, объясняемый различными причинами и преследующий многие цели.

Можно по-разному оценивать студенческие бунты, тем более что они и были разными повсюду: явственно политические по характеру, например, во Франции и Испании и до неправдоподобия инфантильные кое-где в Англии, порой сводившиеся к требованию "открытых дверей" в мужских общежитиях для девиц и "свободы" пользования наркотиками. Бесполезно, конечно, делать вид, что эти волнения нечто незначительное,- напротив, это знамение времени, и, наверное, в 70-х годах движение протеста в студенческой среде будет нарастать, во всяком случае, студенческие организации могут стать в ближайшем будущем весьма ощутимой общественной силой. Но вряд ли есть основания думать, что это некое начало "революции молодых".

Студенты лишь там сумели добиться уступок, где назрели объективные условия для общественных преобразований, где ситуация сложилась таким образом, что власти,- подавив так или иначе, силой или обещаниями реформ, беспорядки,- не могли уже управлять по-старому. Там же, где правители считали возможным оставить все по-старому, они без долгих размышлений восстанавливали status quo, без труда справляясь с любыми формами студенческих протестов,- так было, в частности, и в США, и в ФРГ, и в Испании, и во многих других странах. Лишь во Франции дело обстояло несколько иначе, но о Франции - особая речь.

Студенческие волнения вовсе не означали "начало революции",- это нужно констатировать, чтобы больше не касаться этих громких, однако лишь затемняющих суть явлений слов. Но бесспорно то, что перед нами нечто принципиально новое, требующее внимания и спокойного анализа. Не случайно в последние годы ни один съезд коммунистических партий развитых капиталистических стран не проходил без обсуждения проблем студенческого движения как отдельного вопроса повестки дня. В резолюциях XVIII Национального съезда Компартии США есть, например, отдельный пункт о работе в колледжах и средней школе; специальные параграфы и разделы можно увидеть и в документах европейских компартий. Луиджи Лонго в статье "Студенческое движение в борьбе против капитализма" писал: "Не следует забывать о том, что на одном из наших последних съездов мы впервые указали в заключительной резолюции, что передовая интеллигенция - это одна из движущих сил революции в Италии. Совершенно очевидно, что именно в рядах студенчества сложится новое поколение передовой интеллигенции: об этом свидетельствуют широта, размах, сила, которые в настоящее время приобрело студенческое движение"^*.

^* ("Rinascita", 1968, Mayo 3.)

Учащаяся молодежь занимает особое место в обществе сегодня, и ее значение благодаря научно-технической революции беспрерывно возрастает,- таково первое, простейшее объяснение того внимания, которое проявляют к ней партии и все общественные силы Запада.

Есть общие черты в движении студентов разных стран света, общие, равно всех волнующие причины. Но, может быть, важнее всего знать то, что, к примеру, волнует только японских студентов и что заставляет беспрерывно бунтовать только испанских студентов. Хотя повсюду в капиталистических странах большинство студентов составляют дети буржуазии и буржуазной интеллигенции (выходцы из среды рабочего класса составляют едва ли 10 процентов учащихся высшей школы), эта сравнительная однородность классового состава студенчества ничуть не приводит к однородности мотивов движения в разных странах.

Однако без изучения общих причин недовольства не обойдешься, и если говорить о них, то здесь прежде всего надо указать на осознание молодежью духовной нищеты того образа жизни, который буржуазия выдает за идеальный. Не будет никакого преувеличения, если сказать, что за идеальное общество сегодня выдается все то же общество потребителей. Однако общество потребителей пугает молодежь,- об этом рассказывают фильмы, об этом пишут газетчики. Об этом пишут и ученые, не отличающиеся радикализмом взглядов. Так, экономист Э. Лиль завершает свою статью "Суд над обществом потребления" в респектабельной буржуазной "Монд" утверждением, что основной порок этого общества - "отсутствие идеала"^*. Г. Кан, восхищаясь тем изобилием, которое ожидает людей в "постиндустриальном обществе" и которого прежде всего достигнут американцы, в то же время предупреждает: поскольку, мол, нужда перестанет быть "движущей причиной", постольку "самой серьезной проблемой для Соединенных Штатов и других ведущих стран в последнюю треть этого века будут поиски цели и смысла жизни, ответа на вопрос: "зачем все это?"^**

^* ("Mond", 1968, Septembre 27.)

^** ("Business week", 1967, March 11.)

Другая общая причина сформулирована покойным американским экономистом Дж. Вудушем: "...образование не создает рабочие места". Будущее многих молодых людей, получающих образование,- тревожно, хотя сегодня потребность в специалистах, например, в США, и очень велика. Эта тревога имеет разные оттенки - от примитивного страха перед избытком людей с соответствующим образованием до более сложного страха перед бесперспективностью будущего. Член ЦК Французской компартии Ги Гесса, анализируя майские события, писал: "...в основе студенческого недовольства таится страх перед будущим. Этот страх является законной реакцией на то, что ожидает массу людей, получивших образование, которые обречены на то, чтобы выполнять узкоспециализированные задачи, привязывающие их к структуре, которую им придется терпеть, как терпят судьбу, без перспективы обновления и переквалификации"^*. И Ги Гесса и многие другие обозреватели отметили, что, хотя французская высшая школа носит сегрегационный характер, оставаясь трудно доступной для молодежи из эксплуатируемых классов, характер образования в ней таков, что большинство оканчивающих ее людей лишено надежд на активную роль в обществе. Это происходит из-за отсталой системы образования - буржуазия не заинтересована в формировании поколения, способного решать проблемы, поставленные новой действительностью.

^* ("Daily Mail", 1968, February 3.)

Молодежь на Западе, особенно учащаяся молодежь, перестает быть "потерянной" и "равнодушной", как ее охотно называли лет семь назад. И хотя цели начатой ею борьбы очень туманны, наблюдатели дружно отмечают политическую и организационную активизацию молодежи. Так, "Дейли мейл" писала в редакционной статье "Студенческий бунт в Англии": "Среди 360 тысяч студентов Англии насаждается мятежный дух с одной определенной целью: превратить аполитичный Национальный союз студентов в левую политическую силу... Здесь происходит то же самое, что происходило в Беркли. Студенты начинают понимать, что они имеют право говорить сами за себя"^*. Это суждение о самых "мирных" студентах Западной Европы!

^* ("France nouvelle", 1968, Aout 7.)

Наиболее значительным из всех студенческих волнений 1968 года было подлинное восстание парижских студентов - с захватом общественных зданий, с рукопашными схватками с полицией, жертвами и эксцессами. Майские события во Франции выявили и силу и слабость студентов, поддержанных забастовкой 9 миллионов трудящихся. В течение нескольких недель вся жизнь Франции была парализована. Но и это не было "началом революции". Член Политбюро ЦК ФКП Поль Лоран, размышляя о майских событиях, заметил: "...понимать возможности подъема демократического движения в ходе борьбы за удовлетворение требований трудящихся - это одно. Отождествлять же эту борьбу в целом с революционной борьбой - это по крайней мере грубая ошибка. Хуже того, это означает систематическое стремление извращать ее значение, вести ее к авантюре"^*. В многочисленных статьях и выступлениях руководителей французских коммунистов подчеркивается тот факт, что, несмотря на размах майских событий, в стране в этот момент отсутствовала революционная ситуация и что задачей коммунистов было - уберечь движение от кровавого разгрома, который неизбежно последовал бы в случае победы левацкого курса.

^* ("France nouvelle", 1968, Juillet 31.)

Уже в ходе майских событий началась борьба за молодежь. Компартия не льстила молодежи и не обманывала ее, призывая к сплочению в своих молодежных организациях. "Юманите" писала уже в ходе событий: "Чаяния студентов и стремления рабочих совпадают"^*. Эта мысль, как можно судить, и стала основополагающей в пропагандистской работе коммунистов. Борьба с левыми ультра и разъяснение целей и задач партии - это было продолжением оправдавшей себя работы среди учащейся молодежи. Ролан Леруа еще в 1966 году в интервью для "Юманите" говорил: "Те, кто льстит молодежи, говоря ей иногда, что она "соль земли", действуют так потому, что они презирают ее. По сути дела, они сводят роль молодежи к роли орудия, которое они хотят использовать, чтобы укрепить и сохранить старое общество. Коммунисты же, напротив, верят в молодежь. Они не льстят ей и не презирают ее. Они говорят с ней на более трудном и порой более суровом языке братства, доверия, ответственности. Поэтому мы сожалеем, что китайские руководители льстят молодежи, отрицая опыт и культуру прошлого, попирают наши принципы и интересы своей собственной молодежи. Молодежь хочет нового. Это верно. Но нет ничего более нового в мире, чем коммунизм, как часто говорил Морис Торез"^**.

^* ("L'Humanite", 1968, Mai 15.)

^** ("L'Humanite", 1966, Octobre 25.)

Этой четкой политической линии буржуазия противопоставила поток писанины с руганью и восхищениями, требованиями и советами, то всячески утишая страсти, то раздувая их до опасного, можно сказать - провокационного предела. Этот поток писанины преследовал во всех вариантах одну ясную цель: увести молодежь от революционного движения, возглавляемого Компартией, противопоставить студентов и симпатизирующую им интеллигенцию рабочему классу.

Лицемерное восхищение и заигрывание части буржуазной прессы со студентами напоминают чем-то те упования Ватикана, которые он возложил в средние века на подростков, когда провалились все попытки отвоевать у арабов гроб господень силой рыцарских банд. Рассуждения прессы о том, как "гармонизирует" жизнь новое поколение, выглядят лицемерными попытками сбить молодежь с толку. Приписывать молодежи свойство единственной революционной силы - что может быть опаснее? И чем это кончится? Как известно, детский крестовый поход окончился на работорговых рынках, сказочно обогатив христианских и языческих торгашей...

Нужно полагать, что заигрывание буржуазии с учащейся молодежью имеет много причин и целей. Здесь и страх, вызванный фактом поддержки студенческого бунта во Франции мощной стачкой пролетариата; здесь и забота о своих чадах, ибо конфликт "отцов и детей" - конфликтом, а все же пока абсолютное большинство студентов в той же Франции - это дети сильных мира того; здесь и трезвое понимание, что сегодняшние студенты завтра станут руководителями промышленности и решающей силой буржуазных партий. Но прежде всего это, конечно,- политическая линия. Тот факт, что в майских событиях принимали сверхактивное участие разного рода левые группировки, был использован и раздут буржуазной прессой. Выходки экстремистов оказали неоценимую услугу режиму.

В уже цитированной статье Ги Гесса подвергнута уничтожающей критике эта архиреволюционность левых групп. В частности, Ги Гесса подчеркивает, что, критикуя партию рабочего класса, студенты "присоединяют свой голос к голосам тех, кто травит коммунистическую партию... Они оспаривают "все", но они не доходят до того, чтобы оспаривать свое собственное представление об организации рабочего класса (потому что это представление было им внушено). Они критикуют своих преподавателей, но они остаются учениками тех социологов, которые уже многие годы пишут и говорят о несчастье рабочего класса, завороженного коммунистами. Ведь не случайно буржуазная печать так прославляла Маркузе во время его пребывания в Париже. До сих пор "Монд", "Комба", "Экспресс" и другие буржуазные органы уделяют высказываниям и действиям меньшинства маоистских, геваристских, троцкистских и т. п. студентов внимание, пропорциональное той враждебности, которую эти группы проявляли не к капитализму, а к Французской компартии"^*. А Поль Лоран отмечал: "Не многозначительно ли, что несколько недель назад журнал "Пари-Матч", который является как бы олицетворением печати крупного капитала во Франции, опубликовал- обширный и хвалебный репортаж о Руди Дучке, чтобы безудержно восхвалять - как вы думаете, что? - его действия против магнатов прессы... Буржуазия поняла, что, опираясь на почву, благоприятную для стихийного развития левацкой идеологии, она может значительно усиливать ее всеми средствами, сама взявшись за дело"^**. И в заключение: "Как заявил ЦК... мы должны считать сегодня главной своей задачей борьбу против левачества..."^***.

^* ("France nouvelle", 1968, Aout 7.)

^** ("France nouvelle", 1968, Juillet 31.)

^*** (Там же)

Левачество пронизывает сегодня и творчество многих молодых кинематографистов, в частности - молодых режиссеров Италии. Левачество мы видим и в фильмах так называемого подпольного кино США. Пропаганде левачества служит и подхваченный буржуазным кино, телевидением и прессой миф о Че Геваре. Выпячивая то, что было в практике этого удивительного человека и борца наиболее слабым, и замалчивая то, что составляло его силу, буржуазия творит удобный для себя образ Гевары.

Тем же целям служит оживление троцкистских идеек, принимающее особенный размах в Америке. Кажется, предсказание американского ученого Сэмюеля Харпера, хорошо знавшего историю СССР и бывшего очевидцем разгрома троцкистской оппозиции, сбывается. "В будущем троцкизм,- писал в своих мемуарах Харпер,- может быть, станет главным образом американским явлением - даже нью-йоркским"^*.

^* (S. N. Harper, The Russia I Believe in (The Memoirs), Univ. of Chicago, 1961.)

Маоизму, другой религии экстремистов, посвящен фильм "Китаянка" Жан-Люка Годара, обладающего, надо признаться, поразительным нюхом на все, что становится злобой дня. Получилось так, что о событиях весны 1968 года он рассказал на полгода раньше. Но фильм его оказался предельно путаным, так смешавшим белое с черным, что можно только диву даваться. Для почитателей таланта Годара "Китаянка" не кажется каким-то просчетом - Годару всегда был свойствен определенный анархизм в оценках действительности, и со спорным фильмом он выступает не впервые. Так, после страстного, полного тонких наблюдений над жизнью фильма "На последнем дыхании", правдиво раскрывшего драму молодого человека, потерявшего контакт с обществом, он в 1960 году снял "Маленького солдата", где, отрицая войну и насилие, как он считал и сам заявил об этом, поставил знак равенства между террором оасовцев и борьбой алжирских патриотов. Это был путаный, объективно враждебный передовым силам Франции фильм. Нечто подобное случилось и с "Китаянкой". Через восемь лет, после серии умных и подчас социально острых картин, отрицавших буржуазную действительность, порой, как в "Безумном Пьеро" и "Альфавиле", отмеченных поисками идеальных ценностей, он, продолжая линию отрицания, одновременно прославляет маоистов из Сорбонны.

Годар обладает способностью шутя говорить о явлениях и вещах серьезных. Он, конечно, немного шут - в самом лучшем смысле слова. И менее всего следует думать, что то, о чем он говорит ("кривляясь", по мнению некоторых критиков), самого его не мучает и не интересует. Интерес к маоизму какой-то части молодежи, очевидно, поразил его. Путешествуя с лекциями по США весной 1968 года, он заявил в дискуссии со студентами Беркли, что в китайских хунвейбинах "видит революционный фермент"^*, хотя и отрицает крайности "культурной революции". Если это так на самом деле, то появление "Китаянки" вполне закономерно.

^* ("Express Times", 1968, March 17.)

Герои "Китаянки"- своего рода парижские хунвейбины, персонажи, как показали майские события того же 1968 года, не выдуманные, а подсмотренные Годаром в жизни.

...Их пятеро - этих "последовательных революционеров". С ними девчонки. Поселившись в просторной квартире выехавшего на лето из Парижа человека, симпатизирующего их бредням, они утверждают свою верность марксизму тем прежде всего, что расписывают стены цитатами из Мао. Потом они снимают любительский фильм, разоблачающий рядом остроумно придуманных приемов жестокость американской агрессии во Вьетнаме. Эпизод атаки игрушечных самолетов со знаками военно-воздушных сил США на Анну Вяземскую, изображающую вьетнамскую девушку,- это маленький шедевр современного кинематографа, и Годар, видимо, понял это, потому что включил его в свой эпизод в фильме "Далеко от Вьетнама".

Наконец, молодые люди, осуществляя "программу действия", начинают готовить убийство иностранного дипломата. Они рассчитывают, что их террористический акт вызовет международный конфликт и тем самым они взорвут все это "болото"...

Если бы Годар снимал свою "Китаянку" не до, а после майских событий, то, возможно, он создал бы образы своих героев более убедительными,- все же маоисты, как их ни мало было, оказались одними из самых шумных и скандальных крикунов. В фильме они выглядят несколько надуманными. Все свои эскапады эти молодые люди совершают без признаков какого-либо душевного волнения и тем более без того фанатизма, который столь свойствен всем маоистам независимо от национальной принадлежности.

Американский критик Холлис Алперт вполне справедливо указал, что "небольшая группа французских студентов, которых он (Годар.- Р. С.) представляет как людей, обладающих революционной закваской... выглядят как люди, которые на самом деле носят утомительные маски. Если они озабочены тем, чтобы выглядеть революционерами, они делают это в до крайности пустом месте и с слишком мрачным видом. Их крайности не вызывают интереса, их мелодраматизм не вызывает большого беспокойства... "Конец начала"- так он определяет конец фильма. Но в самом ли деле он верит, что поза второкурсника привлечет всех студентов"?^*.

^* ("Saturday Review", 1968, March 30.)

Годар, возможно, верил какое-то время. В мае 1968 года он сам превратился в "революционера", возглавив вместе с Трюффо компанию по срыву Каннского кинофестиваля. Пресса с удовольствием расписывала, как он по хлипкости телосложения использовал камеру в качестве дубинки в борьбе с полицией, как бегал и шумел в "Хилтон-отеле". Но Годар, при всей импульсивности и всех своих ошибках в оценках действительности, достаточно чуток, чтобы не настаивать на отвергаемых жизнью заблуждениях.

После "Китаянки" он снял "Уик-энд" - фильм, причудливо отразивший его американские впечатления. Пресса сообщала, что у него было намерение рассказать о партии негров-националистов "Черная пантера", сняв в главной роли Роберта Сила - одного из наиболее популярных вождей партии. Сил не получил визы, фильм не состоялся, но все, что должно было быть в нем показано, вошло в годаровские работы 1968 года - фильмы "Уик-энд" и "Один плюс один", засвидетельствовавшие полное непонимание автором реальной обстановки.

Однако те явления буржуазной действительности, которые Годар увидел и, по-видимому, осознал, он отразил в этих картинах с исключительной силой. Речь идет о насилии, захлестнувшем общество потребителей. "Уикэнд" - апокалипсическое изображение конца света, наступающего в конце недели, когда все сделано и наступает "плейтайм" - время развлечений. Оказывается, сделано абсолютно все, чтобы человечество могло умереть. Дополнительный "фактор смерти" предстает в образе отрядов молодых анархистов, ведущих партизанскую войну и занимающихся каннибализмом. В "Один плюс один" таким дополнительным "фактором смерти" цивилизации выступают отряды вооруженных негров, насилующих белых девочек перед расстрелом.

Три фильма Годара конца 60-х годов позволяют сказать, что на какое-то время он стал художником, с наибольшей полнотой выразившим средствами искусства идеологию "новых левых". Слабости этих фильмов - отражение слабостей самого движения "новых левых",- они прежде всего в неумении видеть не только то, что требует разрушения, но и то, что требует от художника защиты. "Когда человек отрицает решительно все,- заметил еще Д. Писарев,- то это значит, что он не отрицает ровно ничего, и что он даже ничего не знает и не понимает"^*. Для Годара это было чревато опасностью оказаться в момент всеобщего отрицания в одном строю с реакционными силами.

^* (Д. Писарев, Избранные сочинения, т. II, М., 1935, стр. 218.)

Особенно неудовлетворителен в фильме "Один плюс один" годаровский подход к проблеме "черной революции". Знакомясь с этим фильмом, невольно думаешь, что и слава богу, что ему не удалось снять картину о "черных пантерах". Эта боевая организация негритянской молодежи США (родившаяся, кстати, в октябре 1966 года в Окленде, имевшая штаб-квартиры в Беркли) овеяна романтикой, но, одновременно, к правде о ней совсем не просто пробиться сквозь наслоения лжи буржуазной прессы и противоречивые высказывания самих руководителей партии.

"Черные пантеры" оделись в черные кожаные куртки, прицепили к черным беретам значки с изображением изготовившейся к прыжку пантеры и, почти не скрываясь, стали носить пистолеты, пуская их в ход без особых размышлений. Их вид и вызывающее поведение могли шокировать, но - по американским законам - не считались уголовно наказуемыми. От "черных мусульман" они в начальный период отличались разве что отсутствием всякой мистики и категоричностью требования начать партизанскую борьбу против белой Америки. Однако очень скоро "черные пантеры" начали большую и полезную работу по ликвидации сегрегации в школах и колледжах. Роберт Сил, выступавший в середине 60-х годов с яростными речами против белых вообще, заявил, что "черные пантеры" будут бороться равно и против белого и против черного расизма. На одном из своих съездов "черные пантеры" заявили о своей солидарности с марксистско-ленинскими партиями.

В этот-то момент глубочайших изменений в программе "черных пантер" полиция и нанесла ряд подлых и тяжких ударов. В 1969-1970 годах полицейские застрелили 28 членов партии, преимущественно руководителей; 200 человек было отдано под суд. В тюрьме оказались "министр обороны" партии Хью Ньютон и председатель партии Роберт Сил, которому грозит смертный приговор или, в лучшем случае, пожизненное заключение.

Короткая, но бурная история "Черной пантеры" завораживает бунтующую молодежь. Возникает искушение скопировать их организацию и деятельность, но при этом упускается из виду то обстоятельство, что негритянская молодежь была вынуждена взяться за оружие и что такие ее признанные идеологи, как писатель Элдридж Кливер, с самого начала считали эту меру временной, вынужденной соотношением сил.

Появление "Черной пантеры", во всяком случае, объяснимо. Но как объяснишь их белых эпигонов?

Весной 1969 года в некоторых американских газетах появились сообщения о создании партии "Белых пантер". Отвергая какие-либо компромиссы, "белые пантеры" заявили: "Мы используем любые средства, которые помогут нашей борьбе, и уничтожим все, что стоит на нашем пути". Каким путем? Пожалуйста: "У каждого члена партии "Белые пантеры" есть револьвер, и он знает, как пользоваться им. Каждый член партии "Белые пантеры" обучается методам ведения партизанской войны..." И подпись: "Район Сан-Францисского залива, Филд Маршалл, партия "Белые пантеры", освобожденная территория, январь 1969 г."^*. Я не знаю, конечно, кто придумал "Белых пантер", чем при этом руководствовались. Но прочитав это, невольно вспоминаешь обер-провокатора русских эсеров - Евно Азефа.

^* ("Berkeley Barb", 1969, January 2 - February 13.)

От художника требуются большой такт и ясное понимание подлинных пружин, двигающих общественный механизм, чтобы говорить о таких явлениях, как партия "Черных пантер". Этими качествами Годар пока явно не обладает. По меткому определению режиссера С. Юткевича, сегодня Годар сделал своим творческим методом "метод провокации" - нечто подобное тому, что представляет собой программа "Белых пантер". По "методу провокаций" сделан им в 1969 году и инструктивный фильм о том, как приготовлять и использовать в уличной борьбе с полицией "молотовский коктейль" - бутылки с горючей жидкостью.

В начале 1970 года газеты сообщили об отъезде Годара на Ближний Восток для съемки фильма о борьбе фидеинов против израильских агрессоров. Хотелось бы думать, что этот фильм будет великим испытанием для Годара: он впервые увидит подлинно героическую и справедливую народную войну.

Годар далеко не одинок в поисках истин там, где их нет и быть не может,- в анархизме и маоизме. Что касается анархизма, то со времен Бакунина его идеи живут в среде буржуазной интеллигенции, а рост численности и авторитета молодежи оживил троцкистские идейки о "молодежи как барометре революции". Маоизм же вошел в моду как нечто новое по видимости и столь же псевдореволюционное по сути, как и все другие мелкобуржуазные общественные концепции.

Конечно, с маоизмом на Западе произошло то же самое, что и с идеологией ультралевых: буржуазия использует маоизм для борьбы с коммунизмом. Если нужны доказательства, то стоит еще раз вернуться к статье Германа Кана в "Бизнес уик". Заявляя о том, что перед развитыми странами стоит задача найти ответ на вопрос: "зачем все это?", Кан далее утверждает: "...у Мао Цзэ-дуна есть ответ на этот вопрос... Японцы сейчас знают ответ на этот вопрос (по мнению не только Кана, японцы сейчас живут задачей догнать самые развитые страны по валовому и подушному промышленному производству.- Р. С), но спросите у них, что они будут делать после того, как догонят нас, и они испугаются. Люди по-прежнему хотят во что-то верить, хотят связать себя какими-то обязательствами"^*. Трудно поверить, чтобы человек с таким мыслительным аппаратом и с такой эрудицией, какие у Германа Кана, может всерьез допустить, что у Мао "есть ответ". За такой "наивностью" непременно должно что-то скрываться. И в самом деле, читаешь эту статью дальше и видишь, что автору маоизм потребовался лишь для того, чтобы попытаться дискредитировать коммунизм вообще и практику советских людей в частности. "Советскому Союзу, возможно, угрожает гораздо более серьезный кризис, связанный с поисками ответа на вопрос о смысле и цели, чем Соединенным Штатам"^**,- пишет далее Кан. Почему, спрашивается? А потому, что так хочется идеологу империализма, заинтересованному в дискредитации идеологических ценностей социализма.

^* ("Business week", 1967, March 11.)

^** (Там же.)

Появление поклонников "великого кормчего" в Америке - еще одна шутка истории. Уж где, казалось бы, аскетизм и казарменная уравниловка хунвэйбинов должны были бы вызвать ужас, так это в богатой и эгоистичной Америке, где гедонизм становится главной чертой жизни общества. Но, пожалуй, они, эти поклонники, потому именно и появились, что реально в Америке нет никакой почвы для маоизма. И молодые люди, декларировавшие однажды группе советских журналистов свою приверженность маоизму, внешне никак не походили на его солдат. Образованностью и респектабельностью костюмов они отличались и от хиппи,- это была обычная университетская молодежь, которая предпочла цитатники Мао Цзэ-дуна книгам Маркузе, или один дурман другому.

На расхожие представления о маоизме Голливуд откликнулся фильмом "Председатель", довольно тонко искажающим международную обстановку, сложившуюся в мире к концу 60-х годов. В то время как правительство США вело закулисные заигрывания с кликой Мао, Голливуд показал фильм, внушавший зрителям мысль о необходимости единства американцев и русских в борьбе против "желтой опасности". Фабула фильма проста и строится на приключениях ученого-шпиона, посланного в Китай для похищения важного открытия. Цель же фильма посложнее: "...американской молодежи,--писал Филипп Боноски,- он подтверждает идею о том, что СССР не является больше революционной страной".

Тем не менее проблема поклонников маоизма на Западе вполне реальна.

На просмотре китайской хроники в 1967 году, шедшей подряд шесть часов и по своим качествам похожей на пленку, снятую любителем, впервые в жизни взявшим в руки камеру, "маоисты", живущие в солнечной Калифорнии и пользующиеся всеми благами американского сервиса, сидели с горящими глазами, испускали восторженные клики.

На экране каждые пять-десять минут представал Мао Цзэ-дун - более молодой и крепкий, чем можно думать, памятуя о его возрасте; заурядное лицо, невыразительный жест время от времени одной рукой, глубокое равнодушие во взгляде на приветствующие его, беснующиеся многотысячные толпы молодежи. Рядом с ним коренастая Цзян Цин, его жена, и сухой, всегда настороженный, с глазами фанатика Линь Бяо, его заместитель. Поодаль группа приверженцев, но камера скользит по ним, не останавливаясь ни на одном лице,- кто знает, не окажется ли сегодняшний соратник уже завтра "ревизионистом" и "предателем"? А внизу, на всемирно известной площади Ворот Небесного Спокойствия - десятки и сотни тысяч молодых людей, коротко остриженных, одинаково одетых, с непременными цитатниками или карабинами в руках. Это, собственно говоря, не толпа. Они идут в ногу, четкими и вымуштрованными батальонами. Батальон за батальоном - бесконечный марш армии мимо вождя... Крупных планов нет. На средних планах показывается Мао Цзэ-дун, на общих - десятки и сотни тысяч его солдат. Постепенно возникает гнетущее чувство знакомости всего этого. Да, мы это уже видели: так шли отряды штурмовиков и полки эсэсовцев мимо Адольфа Гитлера. И так же его самого показывали на крупных планах, а его головорезов - только на общих, чтобы создать этот чудовищный образ обожествленного вождя и безликой, повинующейся его малейшему жесту человеческой массы!

Еще на экране было: закрытие музеев, дискуссии в университете, суды над "ревизионистами", по виду которых можно понять, что они подвергались жестоким пыткам, сломившим их физически и духовно, стены домов, заляпанные дацзыбао, этими самодельными плакатами, боевая подготовка хунвэйбинов под руководством армейских офицеров и т. п. В этих кадрах можно разглядеть иногда отдельные лица юношей и девушек - никогда не улыбающиеся, замкнутые, бездуховные.

Что восхитило американских бакалавров и магистров в этой постыдной для конца XX века ленте? "Революционность",- говорили они.

Известно, что революция "неэстетична". А. Луначарский писал, что "подлинная революция непременно космата, непременно чрезмерна, непременно хаотична. Это прекрасно предвидел, например, Достоевский. Это великолепно чувствовал и сказал нам Пушкин... Эстетическая мораль не для революции"^*. И если бы то, что происходит до сих пор в Китае, было бы действительно революцией, то можно было бы понять крайности. Но там происходит нечто прямо противоположное: с холодной расчетливостью руками молодежи уничтожаются партия, культура, интеллигенция, а затем также холодно-расчетливо руками армии ликвидируются молодые "красные охранники", ставшие опасными для маоистской клики.

^* (А. Луначарский, Силуэты, М., 1965, стр. 221.)

Отвлечемся на минуту от современных маоистов.

"Духовный контакт с Китаем устанавливается гораздо медленнее,- писал Роллан обескураженно, отвергая вместе с тем страхи Европы перед "желтой опасностью", ставшие постоянными с конца прошлого века.- Казалось бы, эта древнейшая империя, где всегда царил Мир в мыслях, первой должна была принять от Европы слова Примирения. А она, возможно, будет последней среди стран Азии. Еще Толстой к концу своей жизни сетовал, что его попытки завоевать сердце Китая оказались почти бесплодными, в то время как сердце Японии сразу раскрылось перед ним"^*.

^* (Р. Роллан, Воспоминания, стр. 203.)

СССР предоставил Китаю и нечто большее, нежели горячее сочувствие европейских гуманистов. Уже в 20-х годах в Китае появились советские генералы-советники, потоком пошло оружие, в китайское небо взлетели русские летчики. А после 1949 года Советский Союз, сам еще нуждавшийся во многом, предоставил Китаю громадные кредиты, возвел полторы тысячи мощных современных промышленных предприятий, послал своих специалистов, чтобы наладить отсутствовавшее там производство машин, станков, самолетов, электронных приборов и т. д. Нет нужды повторять здесь, какова была благодарность группы Мао Цзэ-дуна.

То, что происходит сейчас в Китае, имеет самое прямое отношение к нам, ибо "культурная революция" есть, в конечном счете, бессовестная обработка сознания молодежи в антисоветском духе. А что дальше? В дни сентябрьских хулиганств 1966 года у здания Советского посольства хунвэйбины из Пекинского медицинского института вывесили дацзыбао, обращенную к советским людям: "В наши сердца врезана вся старая и новая ненависть... Однажды, когда придет момент, мы сдерем с вас шкуры, вытянем из вас жилы, сожжем ваши трупы и прах развеем по ветру"^*. Провокация на советском острове Даманском была попыткой осуществления такого рода лозунгов на практике.

^* ("Комсомольская правда", 1966, 22 сентября.)

Политика маоизма радует всех врагов социализма, в первую очередь - американский империализм. Формально никаких контактов, за исключением варшавских встреч, между США и Китаем нет. Но в прессе почти регулярно появляются сообщения о том, что в Китай из США через Гонконг в условиях большой секретности поступают партии электронного оборудования и приборов, необходимых военной промышленности. Известна и темная история Цянь Сюэ-шеня, некогда крупного чиновника в американской ракетостроительной промышленности, а ныне главы китайского ракетостроения, и история других ученых, создавших "А" для Мао.

В Китае происходят явления, о которых помнит история. Это костры из книг, в том числе из книг Льва Толстого и Ромена Роллана, запылавшие впервые во дворе Пекинского университета. Это казни инакомыслящих, подлинное число которых никто не знает (исполнилось замечание Гейне: "...там, где сжигают книги, в конце концов начинают жечь людей"). Это развал, намеренный и расчетливый, всей системы образования в стране, которая и так ничем особенным не могла похвастать.

В том документальном фильме, который мы смотрели, очень долго и очень подробно показывались испытания первых атомных бомб в Синьцзяне, на северо-западе Китая. Это были откровенно милитаристские кадры, вызывающие и хвастливые...

Но, может быть, хунвэйбины, готовясь "освободить" весь мир от империализма и "ревизионизма", всюду пронести "знамя председателя Мао", обладали какой-нибудь широтой взгляда на все иностранное и новым подходом к проблемам нравственности? Ничего подобного. Их движение было реакционно-националистским. В цитатнике Мао есть такое: "Со всем иностранным следует обращаться как с пищей, которая сначала разжевывается во рту, перерабатывается в желудке и кишечнике, смачивается слюной, желудочным и кишечным соком, а затем разделяется на отбросы, которые устраняются, и на экстракт, который усваивается". Что же касается морали, то здесь образчиком может послужить следующее поучение одной из молодежных газет: "Ранняя любовь, которая часто оканчивается браком в возрасте двадцати лет, должна рассматриваться как попытка классового врага отвлечь молодежь от политической деятельности и притупить ее революционный энтузиазм... Прогулки влюбленных в парках и их непроизводительное сидение на скамейках должны быть решительно осуждены как потеря времени. Желание молодых пар создать свой очаг может лишь привести к буржуазному перерождению".

Хунвэйбины были слепым орудием клики Мао Цзэ-дуна, с помощью которого он разрушил самые важные из завоеваний народной революции, нанес удар по партии, разгромил интеллигенцию, вверг страну в неисчислимые бедствия. Когда они впервые появились осенью 1966 года на политической арене, вооруженные красными цитатниками, а позднее и винтовками, кое-кому на Западе показалось, что престарелый "великий кормчий" в самом деле начинает какой-то невиданный социальный эксперимент с помощью молодежи. Но это была лишь грандиозная провокация. Молодежь оторвали от школ, вузов, работы и бросили в авантюристическую компанию против всего, что было в стране честным и прогрессивным. А потом, как и следовало ожидать, расправились и с молодежью. Уже осенью 1968 года началось насильное переселение молодежи в отдаленные сельские районы, с января 1969 года это переселение стало узаконенным и массовым, в Синьцзян и Цинхай отправились сотни тысяч молодых людей.

Что же дальше? Дальше можно ожидать ответной реакции. Даже американские наблюдатели считают, что "даже наиболее лояльные хунвэйбины едва ли смогут сдержаться от возмущения, будучи насильно и бесцеремонно отправлены в деревни к крестьянам. И рано или поздно гнев, охвативший мятежную городскую молодежь, возможно, заразит все сельское население Китая"^*.

^* ("Newsweek", 1969, January 3.)

Все это и многое другое известно западным "маоистам". И все же они существуют. Тому много причин. Здесь есть момент спекуляции, моды. Есть отмеченная уже попытка буржуазии увести молодежь от коммунистических идей: куда угодно, хоть в черт знает какое болото, но только подальше от правильных дорог социального переустройства действительности. Есть естественная, но дикая по форме (то же самое примерно мы видим у хиппи) реакция на общество потребителей, созданное буржуазией наиболее развитых стран. И есть вытекающая из недовольства этим обществом дикая и неосмысленная жажда разрушить все.

Ю. Давыдов в статье "Критика "новых левых" отметил два факта, поразившие воображение "новых левых",- успешное сопротивление маленького Вьетнама гигантской военной машине США и боливийскую эпопею маленького отряда Че Гевары, державшего в страхе все правительства латиноамериканских стран. Эти факты породили представление о возможности изменения мира героическим усилием немногих людей, ибо этот мир не столь уж прочен, как кажется^*. Факт разрушения социалистического государства силами молодежных отрядов, численность которых была в соотносимых цифрах совершенно ничтожна, поразил воображение еще больше; может быть, это еще одна причина внимания, проявляемого молодежью Запада к маоизму.

^* (См. "Вопросы литературы", 1970, № 2.)

Надо отметить и еще одну особенность "бунта молодежи", на которую большинство наблюдателей обращают мало внимания, завороженные бешеным отрицанием и требованием разрушения. Эта черта - своеобразный поиск героического деяния, невозможного в "среде умеренности и аккуратности".

Некоторые из наблюдателей событий 1968 года отметили, что определенная и даже не малая часть бунтовавших молодых людей не имела за душой ничего, кроме глубокого и нестерпимого чувства отвращения к обществу потребителей и тоски по разумной, общественно полезной и, если угодно, героической жизни. Жажда действия - вот еще одна чрезвычайно любопытная черта современной молодежи, которую выявили события последних лет. Жажда действия прежде всего трансформируется в жажду разрушения, когда нет организующей и направляющей идеи. А дальше уже закономерны и те блуждания молодежи, блуждания в диапазоне от фашистских молодежных отрядов до маоистских групп. Молодежные журналы и журнальчики, выражающие идеи бунтарей, предлагают читателям такую "кашу", в которой невозможно разобраться без учета очень многих факторов: атмосферы, прежде всего, в которой молодежь растет, но также и особенностей юношеского мировосприятия.

Вопрос о том, куда же сможет приложить энергию молодой человек в благоустроенном обществе, не только не исчезнет, но со временем будет все острее и острее. "Есть множество средств сделать человеческое существование постылым, но едва ли не самое верное из всех - это заставить человека посвятить себя культу самосохранения"^*, - писал М. Салтыков-Щедрин. А нынче буржуазное общество делает такой "культ" образом жизни, шутка ли! И кажется, что чем дальше, тем будет в этом смысле пуще: за исключением небольшой группы людей, связанных с космосом, человечество будет существовать, окруженное комфортом и роботами, как елочная игрушка ватой,- об этом написано немало и грустных и злых фантастических книг, начиная с "Машины времени" Уэллса до сегодняшних раздумий Азимова, Лема, Шекли и многих других. А если без фантастики, то перспектива размеренной, сытой жизни, в которой дни неразличимы, пугает молодежь не меньше, чем "А".

^* (М. Салтыков-Щедрин, Избранные сочинения, М., 1954, стр. 220.)

Мы говорили выше о тех действиях молодежи, которые не назовешь ни эффективными, ни моральными. Но "новыми левыми" движение молодежи, конечно, не исчерпывается. Нельзя недооценивать и здравый смысл молодежи. Наконец, нельзя забывать и о той молодежи, которая сознательно связывает свою судьбу с социалистическим и рабочим движением. Очевидно, что здравый смысл и интерес к социализму будет расти, какими бы ни казались нам сегодня пути молодежи зигзагообразными. Английская драма, театр и кино в 50-х - начале 60-х годов показали "сердитых молодых людей", вся суть которых исчерпывалась одним словом "отрицание". "Сердитые" отошли в прошлое. Сегодня молодежь "отрицает" действием.

Это понимал Джон Кеннеди - талантливый политик и защитник своего мира и класса. Выдвинутая им программа "новых рубежей" должна была направить действия молодежи на решение конкретных социальных задач - ликвидации бедности и расизма, помощи голодающим странам, культурного обмена и т. д.

"Корпус мира", рожденный программой Джона Кеннеди, и был задуман как ответ на требование молодежи разумной и общественно полезной деятельности. С самого начала делалось все возможное для того, чтобы представить "Корпус мира" как благородную по целям, альтруистскую организацию помощи слаборазвитым странам. Реклама "Корпуса морской пехоты" завлекала молодежь приключениями в джунглях, отдыхом в экзотических городах, высоким заработком и воинской славой. Реклама "Корпуса мира" предлагала нелегкий труд в тех же джунглях, трудную жизнь и в награду чувство исполненного долга. Столики вербовщиков зачастую стояли в университетах рядом. Но потребовалось немало времени, чтобы более или менее широкие слои молодежи стали понимать, что не только младшие офицеры-вербовщики, но и старшие генералы этих двух и многих других тайных и явных организаций действуют по одному стратегическому плану. Однако и до сих пор из-за того, что факты разоблачения и изгнания участников Корпуса из азиатских и африканских стран как пособников империализма замалчиваются, часть американской молодежи имеет превратное представление о "Корпусе мира". Поэтому туда попадает и молодежь, движимая романтическими чувствами и желанием стать полезной людям бедным и отсталым. Правительство сознательно использует эти стремления молодежи, одновременно преследуя свои корыстные цели и создавая своего рода отдушину для понижения напряженной атмосферы в стране. "Корпус мира" был создан в 1961 году и, как можно судить по речам президента Ричарда Никсона, правительство США предполагает всячески расширять его деятельность. Задачи Кеннеди, однако, так искажены, что от участия в "новых рубежах" отказываются теперь именно самые боевые и образованные круги американской молодежи. Эскалация агрессии во Вьетнаме окончательно разоблачила в глазах молодежи аморальную сущность официозной программы "человеколюбия". Еще Марио Савио напомнил своим молодым слушателям, что начал-то эскалацию во Вьетнаме Джон Кеннеди...

Из опыта мероприятий правительства Кеннеди, направленных на то, чтобы дать молодежи смысл и цель жизни, чтобы занять ее большим и благородным делом, следует очевидный вывод о полной неспособности капитализма ставить перед молодежью какие бы то ни было позитивные цели.

Речь идет именно о целях. Развитые капиталистические страны имеют сегодня возможность осуществлять грандиозные по своему существу проекты. Но что может быть результатом, например, упоминавшегося нами плана преобразования американских пустынь, плана, увлекшего было берклийцев? Лишь обогащение монополий, которые будут финансировать работы, поставлять технику, возводить там первые поселки и фабрики.

Вопрос освоения пустынь - освоение даже Антарктиды! - вопрос сегодня социальный, ибо если это будет служить продлению жизни обреченного строя, то цель эта враждебна молодежи.

Есть, однако, и более конкретные вещи, свидетельствующие о беспомощности империализма найти общий язык с жаждущей дела молодежью. Неотложная задача человечества - голод или серьезное недоедание 2/3 и культурная отсталость 4/5 населения Земли. Придет очередь неосвоенных океанов, Арктики и Антарктиды. Когда-нибудь потребуется и освоение Луны, Марса, Венеры. Но первая задача - спасение значительной части человечества от ужасающей нищеты. Но как об этом может говорить прямой виновник создавшегося положения - империализм, если и сегодня продолжается грабеж отсталых народов? "Американские собаки потребляют ежедневно в виде специального консервированного рубленого мяса или в сухом виде в целлофане больше белка,- пишет Сульцбергер,- чем половина населения земного шара". И тут же: "Наши дети ежегодно тратят на воздушные шарики сумму, которая превышает валовый национальный продукт Бурунди"^*. Америке здесь нечем гордиться, ибо американская собака в буквальном смысле слова пожирает черных и желтых детей. Вот доказательство: в том же 1965 году, когда Сульцбергер писал свою книгу, развивающиеся страны получили от капиталистических стран, в первую очередь от США,- 5,7 миллиардов долларов, а выплатили по процентам и в виде дивидентов - 5 миллиардов долларов. Получается, что империализм помогает развивающимся странам лишь для того, чтобы держатели акций и их собаки в Америке и Европе могли исправно получать свой "кусок мяса" от нищих народов Азии, Африки, Южной Америки.

^* (С. L. Sulzberger, Unfinished Revolution, p. 125.)

В сущности, наши представления о размерах достигнутого прогресса сильно преувеличены. У нас только один метод измерения - сравнение с тем, что было; кроме того, мы довольно плохо знаем прошлое, даже если и имели в школе "пятерки" по истории. Да, если, например, сравнивать первые паровые котлы с атомными реакторами или скорость передвижения на первых пароходах и на реактивных лайнерах, то разница получается разительная. Но фактическое время, разделяющее паровые машины и атомные и реактивные двигатели - невелико, и оно не изменило ни природы человека, ни задач, стоящих перед человечеством. Поэтому-то сегодня еще более, чем сто и двести лет назад, воспитание молодежи должно было бы включать в себе воспитание готовности к подвигу,- не к воинскому, это-то как раз самое легкое, а прежде всего подвигу жизненному.

Давно подмечено, что буржуазное воспитание всегда было по-своему героическим. Культ наживы обусловливал воспитание человека предприимчивого, деятельного, решительного и настойчивого. Каждый торгаш на заре капитализма был одновременно отчаянным конкистадором. Почти все великие люди Возрождения были в чем-то и авантюристами. Люди, заселившие и освоившие Америку, могут быть обвинены во всех грехах, за исключением одного - малодушия. Возможно, буржуазное общество потому и христианство приняло как свою религию, что при всех своих проповедях милосердия это одна из самых деятельных и воинственных религий в мире. А протестантство, потеснившее католичество, вообще религия вооруженных торгашей и атакующих купцов. Буржуазное искусство также было в своей массовой продукции боевым и нетерпимым, воспитывающим людей энергичных и действующих,- это достаточно резко проявилось уже у Данте, Рабле, Шекспира и других великих.

Но, конечно, верно и то, что целью буржуазного воспитания всегда был герой-индивидуалист, человек, который способен совершить сверхчеловеческие деяния, пройти огонь и воду, продать душу черту, и все для того, чтобы добиться личного счастья, чтобы подняться над всеми другими людьми.

Сегодня все это - история. Буржуазия сегодня не заинтересована в том, чтобы молодые вырастали борцами, буржуазия создала новый идеал человека - управляемого потребителя. Что бы ни писали сегодня буржуазные журналисты и социологи о необходимости приобщения более широких кругов молодежи к политической жизни, об омоложении государственных и партийных аппаратов, но генеральной линией империализма сегодня остается "охмурение" молодежи, ее отстранение от решений судеб народов. Буржуазия научилась лавировать и идти на компромиссы, но есть, однако, границы уступок, за которые буржуазия не уйдет и которые никак уже не могут устроить молодежь.

Для критики "новые левые" беззащитны. Но у них есть немалая заслуга - в их движении родилась жажда действия. И жажда героического. Молодежь ищет новых кумиров.

Еще в начале 60-х годов кумиров Западу поставлял Голливуд, парижские и изредка лондонские студии. Брижитт Бардо стала моделью для миллионов, наверное, девиц всех цветов кожи. Но сегодня и голливудские звезды лишь копируют то, что поставляют студенческие городки и кварталы. В качестве примера назовем Кендис Берген, бывшую студентку Пенсильванского университета, обладательницу совершенно ослепительной внешности. Ее отыскали в толпе фотографы и сделали cover-girl - девушкой для журнальных обложек. К своему двадцатилетию, исполнившемуся в мае 1968 года, она сыграла шесть ролей в фильмах таких известных режиссеров, как Клод Лелюш, Роберт Уайз, Сидней Люмет, Михаил Какоянис и другие. О ней пишут, что "она красива, как Келли, холодна, как Кристе, надменна, как Бекел, аристократична, как Одри Хепберн, интеллигентна, как Кэтрин Хепберн, сложена, как Натали Вуд..."^*. Она в самом деле поразительно хороша собой и незаурядна, но все же дело в другом - она, по определению критики, "представляет в Голливуде" значительную часть американской молодой интеллигенции и студенчества, вступивших в конфликт с официальными кругами, решительно отвернувшихся от "мудрости отцов", но не нашедших, однако, и путей для изменения жизни.

^* ("Мс Call's", 1968, February.)

Кендис Берген импонирует молодым зрителям тем, что, несмотря на свалившуюся мировую известность, продолжала учиться в университете, и еще более, пожалуй, тем, что она "не уверена, что хочет быть звездой,- может быть, писательницей, или фоторепортером, или модельершей..."^*. Она может быть писательницей - написанная ею в колледже пьеса опубликована в сборнике "Лучшие короткие пьесы 1968 года" наряду с работами Питера Вейса и Уильяма Инджа - и может стать фотографом - ее снимки охотно печатают журналы; интересует ее и профессия кинорежиссера.

^* ("Newsweek", 1968, March 4.)

Но Кендис - при всем блеске своей внешности и разносторонности талантов - не кажется оригинальной индивидуальностью, она на редкость типична для той среды, которую представляет. Ее увлечение фотографией, любовь к ярким нарядам и броским украшениям, способность очертя голову бросаться в авантюры и выходить сухой из любых передряг, умение сочетать расчетливость и последовательный эгоизм с широтой взглядов и дружелюбием ко всем и всегда - все это типично, все это, по мнению многих наблюдателей, свойственно весьма значительному числу женской части американского студенчества. И даже внешность у Кендис не исключительная: девушки ее типа, хотя, понятно, и не столь красивые, встречаются весьма часто.

Голливуд не сразу понял, какой находкой могла бы быть Кендис для фильмов о молодежи. Следуя традиции, ей устроили скандальную рекламу, воспользовавшись ее бурными романами. А затем заняли в ряде фильмов, которые могли лишь вызвать насмешки у молодежи. Мерилин Монро при всей своей человеческой заурядности была символом - сексуальным символом. Кендис Берген незаурядна, но она лишь социальный тип. Кендис, возможно, не смогла бы стать идолом молодежи, зато именно в силу своей типичности, принадлежности к поколению 60-х годов она могла бы лучше, чем кто-либо, рассказать о своих современниках.

Вот этого-то Голливуд и не понял. Впрочем, когда пытаешься понять причины того факта, что ее из фильма в фильм показывают сексуально ненормальным, психически неполноценным, милым, конечно, но безнадежно испорченным существом, то начинаешь подозревать определенную систему, здесь, пожалуй, злую волю даже: создать шарж на поколение с помощью представительницы этого поколения.

Не находя кумиров там, где находили их отцы,- в буржуазном искусстве, молодежь ищет их в жизни, пример - Че Гевара. Или же обращается к истории.

Одна из помощниц Марио Савио по бурным событиям в Беркли середины 60-х годов рассказала мне: весной 1969 года группа берклийских девушек и молодых женщин выступила в прессе с заявлением о создании СПАЗМ. Это странное в русской транскрипции название расшифровывается как "Общество обучения совместной борьбе за народную свободу путем освобождения женщин, созданное в память о Софье Перовской и Андрее Желябове" (Софьи Перовской и Андрея Желябова мемориал - СПАЗМ). Неофитам не пришлось рассказывать, кто такие Софья Перовская и Андрей Желябов,- начальное ядро общества сложилось из девушек образованных, восхищавшихся жизнью и подвигами выдающихся народовольцев. А затем свое дело сделала широкая пропаганда, развернутая организаторами общества. Первую демонстрацию СПАЗМ провел в честь Международного женского дня 8 Марта, вторую - 3 апреля, отмечая годовщину казни народовольцев, выбранных "покровителями" их общества^*. Смешное и серьезное - рядом в СПАЗМ. Станет ли это общество еще одним ручейком, питающим нарастающий поток протеста против официальной Америки, или превратится в "кружок для времяпрепровождения", каких не счесть в Штатах,- покажет будущее. Но на первую свою демонстрацию они вынесли плакат: "Равная оплата за равный труд", а в своем заявлении сообщили о солидарности с организацией "Студенты за демократическое общество" - одной из наиболее сильных и прогрессивных организаций США.

^* ("Berkeley Barb", 1969, February 23 - March 6.)

Подводя итог, можно сказать, что хотя молодежь сама по себе и не может быть той силой, которая способна изменить социальный облик мира, но без нее сегодня это тоже невозможно сделать. А молодежь - в брожении, молодежь жаждет действия.