Ада Роговцева (Стишова Е.)

Роговцева Ада Николаевна

Берусь утверждать, что имя Ады Роговцевой вызывает в зрительском сознании стойкие лирические ассоциации: девичий профиль, короткая стрижка, волосы, словно откинутые назад порывом ветра. "Солнцу и ветру навстречу"...- помните, есть такая песня о комсомольцах - беспокойных сердцах?

Есть такая песня - и не одна. Есть такие полотна, фильмы, стихи... Время производит селекцию, отбирая классические образцы. Из них и складывается эмблематика времени. Песня "Дан приказ - ему на запад" - такой же знак эпохи, как стихи Маяковского, как живопись Петрова-Водки на, или "Чапаев" Г. и С. Васильевых, или трилогия о Максиме Г. Козинцева и Л. Трауберга.

Образ Марии Ткачевой, созданный Адой Роговцевой в фильме 1970 года, вписался в эту эмблематику. Мария вошла в когорту героев, олицетворяющих молодость революции - ее романтику и ее поэзию.

...Фильм Г. Бакланова и И. Хейфица "Салют, Мария!" возник не вдруг - то была не прихоть, но воля художников, чутко уловивших "социальный заказ" времени.

В послевоенные годы кинематограф почувствовал потребность духовного возвращения в первые послеоктябрьские десятилетия: то было паломничество к идейным истокам, к духовным высотам революционного рыцарства. Появились фильмы: "Павел Корчагин" (1956), "Они были первыми" (1956) "Добровольцы" (1958). Цель - воссоздать характер времени, проникнуть в самосознание его героев - диктовала и выбор актеров. Требовались актеры, в чьем облике хотя бы типологически запечатлелось время революции, точнее, наши представления о нем. Эта потребность вывела впервые на экран многих актеров. Позднее их судьбы сложились по-разному, но вышли они из одного истока. Г. Юматов играл фадеевского Метелицу, позже Степана Барабаша в фильме "Они были первыми" - эта роль навевала воспоминания о юности Максима. В. Лановой неожиданно для всех снялся в роли Павла Корчагина.

В ту пору начал сниматься и Михаил Ульянов. Мы запомнили его в грубой солдатской шинели окопника империалистической войны ("Они были первыми") и в брезентовой робе метростроевца на подножке трамвая рядом с молодой женщиной в красной косынке ("Добровольцы"). Героиня Э. Быстрицкой напоминала тех комсомолок, облик которых запечатлели живописцы двадцатых годов, и этот план - двое на подножке трамвая, строгий женский абрис, как бы дублированный монументальным профилем мужчины.- запечатлелся в памяти как образ времени.

'Укрощение огня'

Позже, уже в 1965 году, М. Швейцер в фильме "Время, вперед!" предпринял серьезную и во многом плодотворную попытку передать характер тридцатых годов, ту атмосферу "сплошной лихорадки буден", в которой создавалась материально-экономическая база Советского государства. Основательно здесь был исследован один человеческий характер - Маргулиеса в превосходном исполнении С. Юрского, все же остальные очерчены контурно, хотя и выразительно. Зато приметы, знаки, фон времени были обозначены точными штрихами. Девушки в футболках и мужских кепи, молодые люди в парусиновых брюках, с тяжелыми потрепанными портфелями, лихорадящий ритм пускового объекта,- а им была вся страна, минимум быта и максимум общественного энтузиазма,- да, то был слепок времени в главных его приметах. И острый интерес к нему, помимо социального и политического аспекта, имел еще и свой лирический мотив. Не вслушавшись в него, мы не поймем ни характера перемен, происходивших тогда в искусстве, ни самочувствия современников.

В начале шестидесятых годов родилась такая песня:

 "На углу, у старой булочной,
 Там, где лето пыль метет,
 В синей маечке-футболочке
 Комсомолочка идет.
 А коса ее острижена,
 В парикмахерской лежит,
 Лишь одно колечко рыжее
 На виске ее дрожит..."

В этом воспоминании о комсомолке двадцатых годов все произвольно, все субъективно, кроме одного: в нем светится испытанное тогда многими чувство - необходимость ощутить себя прямым наследником той одухотворенности, той идейной цельности, с которой шли в революцию комсомольцы двадцатых годов. Впрочем, в том же поэтическом круге, в другой песне поэта Булата Окуджавы, находим свидетельство куда более определенных отношений современника с революционным прошлым своей страны:

 "...Какое б новое сраженье
 Ни покачнуло шар земной,
 Я все равно паду на той,
 На той далекой, на Гражданской,
 И комиссары в пыльных шлемах 
 Склонятся молча надо мной".

'Укрощение огня'

"На той далекой, на Гражданской..." - вот где истоки замысла фильма "Салют, Мария!", его нравственный импульс.

Когда начались поиски актрисы на главную роль, режиссура тут же столкнулась со множеством проблем. Такой "актерский" режиссер, как И. Хейфиц, сначала ошибся и начал работать с актрисой, которая не чувствовала всех слоев и подтекстов роли. И - случай почти невероятный в кинопроизводстве!- режиссер прервал съемки, фильм был законсервирован. Пока не появилась Ада Роговцева. В кино мало кому известная, хотя имеющая представление о работе на съемочной площадке: она уже сыграла несколько скромных ролей, среди которых стоит выделить Христину в фильме "Павел Корчагин" А. Алова и В. Наумова.

Но это лишь для сведения читателей; творческая судьба актрисы ролью Христины не была ни определена, ни предсказана. Судьба Ады Роговцевой сложилась на сцене Театра русской драмы имени Леси Украинки, где она играет по сей день. Дебютировала Роговцева в спектакле "Юность Поли Вихровой" по леоновскому "Русскому лесу", в заглавной роли. Уже в дебютном спектакле выявилась духовная структура актрисы, определившая впоследствии нравственную стойкость ее героинь, их этическую наполненность.

Именно это, на мой взгляд, подготовило крупный успех Роговцевой в роли Марии Ткачевой. Не будь того, и девичий профиль, и озаренные светом синие глаза, и легкость, порывистость всего ее облика ("солнцу и ветру навстречу") - вся типология романтических представлений о революционном порыве превратилась бы в трюизм. Если бы не свет духовности, пронесенный Адой Роговцевой через все этапы сложной "возрастной" роли.

'Укрощение огня'

Возраст можно сыграть. Одухотворенность сыграть невозможно - ее надо носить в себе. Да, есть внешние приемы, есть система апробированных знаков, с помощью которых можно обозначить одухотворенность героя. И все-таки перед нами будет "сосуд, в котором пустота".

Современному актеру зачастую недостает его исконного оружия - пластики. В понятие "пластический образ" кроме видимого, материального входит еще трудно определимое нечто - то, чему пристало разве что туманное понятие "душа". Так вот, в Аде Роговцевой открылось именно то качество души и духовности, которое совпадало с общими представлениями о женщинах революции.

Кинематограф не был первооткрывателем актерских возможностей Ады Роговцевой. Степень ее духовной одаренности была очевидна по театральным работам. К тому времени, когда состоялось приглашение на роль Марии, Роговцева уже имела прочную театральную репутацию и была прямо- таки знаменита как исполнительница роли Гелены в "Варшавской мелодии". Напомним, что Гелену с огромным успехом играли Юлия Борисова в Москве и Алиса Фрейндлих в Ленинграде. И все-таки стихийный плебисцит считает лучшей исполнительницей этой роли Аду Роговцеву. Гелена Роговцевой почему-то оказалась наиболее близкой зрительному залу. Почему?

'Салют, Мария!'

На мой взгляд, ответ надо искать в природе таланта актрисы. Духовность Ады Роговцевой, которой она одаривает своих героинь, восходит к их женской сути, из нее вырастает и на нее опирается. Женственность - вот их природа, естество, если хотите, путеводная звезда. Она хранит от отчаяния, надрыва, жестокости и малодушия. И если им достается тяжелая судьба, они побеждают ее, потому что в них сильна очень редкая, но исконно женская черта: талант находить себя в любви - к мужчине, к ребенку, к другу,- к людям. Это женственность Марии Волконской и толстовской княжны Марьи, а уж если брать имена, более близкие к фильму, то прежде всех хочется назвать, конечно же, Ларису Рейснер - легендарную женщину революции, Образ Марии Ткачевой не был открытием.

Такие характеры - в традиции русской литературы, главный герой которой всегда стремится к социальной жизни. Жизнь, ограниченная только миром собственного "я", кажется ему "пятачком" по сравнению с просторами жизни "для других". К ней-то он и стремится. В ней воплощается как личность.

Кинематограф тридцатых годов опирался на такого героя. Новизна образа - и она несомненна - заключалась в другом. Помимо традиционной типологии (человек революции - человек "для других") в нем была как бы учтена еще десятилетиями выпестованная легенда о таком человеке. А в основании лежал документальный сюжет - доподлинная история женщины, чьи "биографические данные" составили фабулу сценария.

Но самым главным, конструктивным компонентом образа Марии мне представляется в,се-таки лирический контекст фильма. В этом контексте было не только воспоминание о славном революционном прошлом, дань благодарности потомков пращурам. Нет, образ возник на острие этических проблем времени, и воплотить его могла актриса, чья поэтика вбирает в себя нравственные представления о жизни. Такой актрисой и явилась Ада Роговцева - изящная, тонкого сложения женщина, начисто, казалось бы, лишенная всякого пафоса. Скорее, пафос был противопоказан ей мягкой смешливой, легкой?

'Салют, Мария!

Но в искусстве парадоксы привычны и необходимы.

Ада Роговцева сильно сыграла пламенную комсомолку, а потом коммунистку Марию Ткачеву именно потому, что ни на шаг не отступилась от собственного лица.

Образ Марии не был реставрацией. Героиня Роговцевой не похожа ни на Наташу из трилогии о Максиме, ни на Риту Устинович из первой экранизации фильма "Как закалялась сталь", ни тем более на Прасковью Соколову из знаменитой картины "Член правительства".

Но образ Марии не был и модернизацией, подтасовкой. Он был попыткой открыть в микрокосмосе одной человеческой судьбы историческую судьбу "поколения победителей". Попыткой еще раз, на новом историческом этапе, вникнуть в этическую версию личности, выдвинутую Октябрьской революцией.

'Салют, Мария!

Ада Роговцева имела в своем распоряжении богатый и чрезвычайно сложный драматургический материал. Сложность заключалась в том, что от актера требовалась помимо высокого профессионализма еще и трактовка - активное, мировоззренческое отношение к материалу роли: и к судьбе своей героини и, наконец, к тому, что эту судьбу сформировало,- к истории.

Вне четкой этической оценки образа он мог бы оказаться на позиции, чуждой революционной нравственности,- на позиции жертвенности и страстотерпства. Тем более, что драматургия явно перегибала по части потерь и лишений, Мария теряет сына и мужа на фронтах Испании; ее судьба складывается так, что во время Великой Отечественной войны ей выпадает готовить для засылки в немецкий тыл невесту погибшего сына...

Короткие военные куски-перебивки - а ими "проклеен" весь фильм, композиционно построенный как "рассказ в рассказе",- к счастью, несут чисто коммуникативную функцию и не снижают общий пафос образа: он возникает на другом материале.

'Салют, Мария!

Есть эпизод расстрела Марии махновцами и эпизод дерзкого ее похода к самому атаману Махно. И сцена визита Пабло в дом Марии. Сцена, где И. Хейфиц блеснул точностью режиссерского рисунка, обозначив всего лишь несколькими штрихами психологию каждого персонажа, а Роговцева с партнерами разыграли эпизод импровизационно, наполнив его уморительными бытовыми деталями и в то же время приподняв над бытом.

...За круглым столом дома, который тщится сохранить традиционный семейный уклад ценою огромного напряжения всех силенок - отца в семье нет, он, видимо, умер,- за круглым столом дома, где, пожалуй, и от былых скромных достатков осталась лишь опрятная бедность, сидят четверо: растерянная мать Марии (В. Владимирова), ее сварливая сестра (З. Славина), вооруженная непробиваемой мещанской мудростью, комсомолка Мария, без памяти влюбленная и озабоченная лишь тем, чтобы Пабло понравился матери, и, наконец, сам Пабло (А. Гуттьерес), ни слова не понимающий по- русски испанец, моряк французской эскадры, волею судьбы оккупант, солдат Антанты, среди которых ведут пропаганду Мария и ее товарищи. Зрители, посмеявшись над ситуацией, в какую попали герои, могли и задуматься. Над тем хотя бы, что социальная революция прокладывает свои пути не только через судьбы народов и государств, но и через частные судьбы.

'Салют, Мария!'

...Вражеская эскадра уйдет на Запад, и настанет разлука без всякой надежды на встречу. Там, уже за кадром, Пабло, "распропагандированный" своей возлюбленной, становится коммунистом, потом коминтерновским работником. И однажды в Москве, в одном из городских парков, посреди шумного праздника с лозунгами и плакатами, судьба снова сведет их вместе. И теперь уже навсегда.

Зрители семидесятых годов горячо и сочувственно воспринимали историю Марии. Зрители тридцатых годов вряд ли бы отнеслись лояльно к самой сюжетной ситуации: комсомольская активистка полюбила интервента. Подобный факт незамедлительно должен был подвергнуться самому решительному осуждению.

Но авторы не делают акцента на этом. Нравы комсомольцев двадцатых годов, известные своими крайностями,- не они важны сегодня. Человеческий феномен Марии в его видимой связи с вновь возникшими проблемами духовного идеала - вот на чем сосредоточен главный интерес фильма. И эпизоды, о которых упомянуто выше, смешные и печальные, бытовые и патетические, одухотворены гармонией этой редкостной натуры - синеглазой девушки с короткой стрижкой, синеглазой женщины, похожей на девушку, вдовы испанского коммуниста-подпольщика, молодой матери погибшего сына. На шейной цепочке Мария носит два ключика - от гроба мужа и от гроба сына. И ни слезинки, ни отчаяния. Только голос за кадром: "Могла ли я не пустить его? Дать ему жизнь и сказать: "Не живи"? А вы могли бы не пустить своего сына? Дети вырастают, и судьба мира становится их судьбой. И сын не спросил меня - как мы когда-то не спрашивали своих матерей".

'Салют, Мария!'

Мы верим этим словам, потому что до них успели поверить Марии и восхититься удивительной цельностью этой души, распахнутой в жизнь, как окно в летнее утро,- с безоглядной верой в то, что жизнь будет долгой и счастливой.

Жизнь действительно оказалась долгой. В финале мы видим Марию седенькой хрупкой старушкой на одном из московских проспектов.

Но была ли она счастливой? Да и может ли быть счастливой жизнь, полная невозвратимых потерь, невозместимых утрат? Вот, собственно, философское измерение фильма, на которое он, несомненно, претендует, коль скоро утверждает определенную версию личности.

Мария Ткачева - человек, познавший высочайшие взлеты духа. В ее жизни были Любовь и Дело, разделенное с любимым человеком. Она прожила жизнь в гармонии с собой и с обществом, которому отдала весь жар своей души, ни разу не поступившись своими убеждениями, ни разу не отступив и не струсив. Она знала, что такое плечо друга в трудный час, какова цена революционного братства...

Нет, жизнь не обидела, а одарила Марию - она пережила, испытала все самое прекрасное из того, что существует в мире человеческих чувств. Любовь. Материнство. Товарищество, освященное единством целей и идеалов

'Салют, Мария!'

И потому она счастлива.

Вот что, в конечном итоге, играет Ада Роговцева - она играет, если хотите, счастливую женщину, не знающую мучительного разлада между долгом и чувством. И в споре, счастлив ли человек, когда отдает себя другим, ничего не оставляя себе, именно это и оказывается самым убедительным аргументом и по счету искусства и по человеческому счету.

Не будем преувеличивать место фильма "Салют, Мария!" в советском киноискусстве - в фильме есть немалые просчеты. Но и не будем его преуменьшать - в нем сделана попытка позитивного ответа на вопросы дня.

Главной удачей фильма стал образ Марии в исполнении Ады Роговцевой, что и зафиксировал VII Международный кинофестиваль в Москве: актриса получила приз за лучшее исполнение женской роли.

Однако после триумфального начала не последовало моды на новую кинозвезду (как это обычно случается).

Лишь два года спустя, в 1972 году, вышел фильм с участием Ады Роговцевой - "Укрощение огня", где она сыграла еще один вариант "несчастной счастливой женщины". В главной роли конструктора космических ракет Дмитрия Башкирцева снимался Кирилл Лавров - ставка была на него. Ада Роговцева играла Наташу - сначала девушку, влюбленную в талантливого юношу "не от мира сего", потом женщину, которая любила великого человека. Только все ему было недосуг на ней жениться, хотя у них рос сын и он любил сына, и когда вспоминал о нем посреди своих великих дел, посылал ему дорогой подарок- мотоцикл, например... Все же остальное, всю "прозу жизни" Наташа брала на себя. Так они и шли по жизни параллельным курсом, лишь изредка встречаясь.

В этой роли Роговцевой сильно не повезло с драматургией. Правда, мастерство и обаяние помогли актрисе вдохнуть живую душу в Наташу. В первых эпизодах - из времен Наташиной юности - Роговцева просто хороша. Она создает несколько эксцентрический рисунок роли: Наташа еще совсем девочка, угловатый подросток, "мальчишница", не сознающая своей юной прелести...

На этом пока обрывается кинематографическая биография Ады Роговцевой. И невольно думается: жаль, что актриса такой духовной наполненности и такого зрелого мастерства "не у дел" в кинематографе.

Сама Ада относится к этому факту легко, не драматизирует ситуацию. Она занята театром, детьми, домом. В последнее время - съемками. В многосерийном телефильме "Вечный зов" она играет одну из основных женских ролей.

Ада Роговцева не становится духовно беднее от того, что регулярно не снимается в кино.

Беднеет кинематограф, когда теряет актрис, способных нести в искусстве этическую тему.

Е. Стишова

Фильмографическая справка Роговцевой Ады Николаевны

Окончила Киевский институт театрального искусства имени И. К. Карпенко-Карого (1959) Снималась в фильмах:

"Кровавый рассвет" (1955) - Гафийка "Когда поют соловьи" (1956) - Марьянка "Флаги на башнях" (1957) - Оксана "Павел Корчагин" (1957) - Христина. "Когда начинается юность" (1958) - Оксана. "Шельменко-денщик" (1959) - Присинька. "Страницы дневника" (тв. 1964) - Изабелла "Тяжелый колос" (1969) - Дарья. "Салют, Мария!" (1971) - Мария. "Укрощение огня" (1973) - Наташа. "Трудные этажи" (те, 1974) - Лидия.