Немного о прошлом

Когда я спросила у Козакова, что повлияло на его решение стать актером, он не задумываясь ответил: "Все! Весь уклад жизни нашего дома, круг интересов родителей и их друзей, встречи, впечатления - в общем, все подготовило меня к тому, что, когда встал вопрос о выборе профессии, у меня не было колебаний.

Я родился и вырос в Ленинграде. Жила наша семья в "писательской надстройке", как назывался дом № 9 на Канале Грибоедова. Этот старый дом в центре города был надстроен двумя этажами и потому получил название надстройки. Прилагательное "писательская" возникло оттого, что там жили писатели Ленинграда. На этом доме и сейчас висят две мемориальные доски, возвещающие, что здесь жили и работали прозаик Шишков и поэт Саянов.

Хочется верить, что когда-нибудь фасад дома украсят мемориальные доски с такими замечательными именами, как О. Форш, М. Зощенко, Б. Томашевский (крупнейший пушкинист), Б. Эйхенбаум, Е. Шварц.

Мой отец, писатель Михаил Козаков, - автор многих повестей и романа "Девять точек", принесшего ему в свое время (30-е годы) известность, мама, Зоя Никитина, много лет работала в издательстве, когда-то сотрудничала с группой "Серапионовы братья", где познакомилась и подружилась с К. Фединым и В. Кавериным.

Я вспоминаю обо всем так подробно, чтобы стала понятна атмосфера, в которой вырос я и мои братья.

В доме была "коридорная система". Все ходили друг к другу в гости. И я часто был свидетелем то литературных споров, то чтения новых произведений, то обсуждения театральных премьер. Так, например, мне довелось слышать первую читку пьесы Е. Шварца "Обыкновенное чудо". Незабываемые разговоры Б. Эйхенбаума и В. Шкловского о Толстом, о Лермонтове, блистательные импровизации И. Андроникова, грустный юмор М. Зощенко, величественное чтение стихов А. Ахматовой - вот художественная среда и нравственная атмосфера, в которой я вырос.

Смешно было бы думать, что я понимал хотя бы половину из того, что мне довелось слышать, или по- настоящему воспринял то, при чем мне довелось присутствовать, но тем не менее эти годы моего отрочества и юности я вспоминаю с грустной нежностью и благодарностью.

В самом деле, как забыть тот факт, что к вступительным экзаменам в Школу-студию МХАТ мне помогал готовиться теперь всемирно известный ученый литературовед Борис Михайлович Эйхенбаум. Я готовил последнюю главу "Пиковой дамы" А. С. Пушкина. И несколько вечеров Эйхенбаум, оторвавшись от своей напряженной работы, разбирал со мной это произведение. Грустно, что это совсем не пригодилось мне тогда (комиссия попросила семнадцатилетнего парня прочитать что-нибудь покороче и попроще). Но впоследствии эти вечера оказались той школой, которая восполнила пробелы моего образования.

Камергер. 'Голый король' Е. Шварца. Театр 'Современник'

А чтение своих рассказов М. М. Зощенко! Он сидел, попыхивая сигаретой в мундштуке, улыбался одними глазами, блестевшими особенно ярко на его узком шафрановом лице, и читал не повышая голоса, на одной ровной ноте, а вокруг все хохотали.

Всегда элегантный, умный и добрый А. Б. Мариенгоф сохранял достоинство, несмотря на все превратности и невзгоды своей писательской судьбы. Именно он привел к нам в дом В. И. Качалова в 1946 году. Мне довелось слышать чтение Василия Ивановича в двенадцатилетнем возрасте. Правда, к взрослым меня не допустили, но, притаившись за дверью, я слушал в его исполнении стихи Блока, Есенина. Так я и уснул под дверью, где был найден уже под утро...

Можно было бы вспомнить и писательский поселок в Переделкино под Москвой, куда меня привозили родители, и наш незабываемый визит к Б. Л. Пастернаку. Дружбу с "кланом" Чуковских, приезд Л. Арагона и Э. Триоле и многое, многое другое, что сыграло несомненную роль и в формировании моего характера и вкусов и в понимании многих процессов в искусстве и в литературе, что в конечном итоге и определило мою судьбу и профессию".

Вся обстановка дома способствовала увлечению Михаила Козакова искусством, театром, литературой. Любимым местом детей был отцовский кабинет, где так страстно, горячо и интересно спорили взрослые, где за стеклами книжных полок стояли сокровища: роскошные иллюстрированные издания, альбомы с репродукциями, фотографиями, книги о театре, балете, живописи, кино.

Первым сильным впечатлением шестилетнего Миши было выступление Аркадия Райкина. А потом началось увлечение балетом. Он так упорно занимался в самодеятельности, так настойчиво приставал к родителям, что они наконец сдались и отдали его в хореографическое училище. Но ежедневные занятия у станка, утренние и вечерние репетиции, жесткий режим быстро излечили его от желания танцевать, и к шестому классу Миша уже был учеником обыкновенной ленинградской школы.

В старших классах Миша Козаков всерьез увлекся театром. Были отставлены в сторону алгебра и физика, забыты лабораторные работы и биологические опыты: в школе начал работать драматический кружок. А это значит - надо выбрать пьесу, распределить роли, придумать костюмы, написать декорации, а тут еще ребята пристают с музыкой, гримом, париками! Уроки окончательно отступили на второй план. Миша вникал во все творческие и организационные вопросы школьного театра, он репетировал, играл, ставил, он был и главным режиссером и актером кружка. А тут еще занятия художественным словом во Дворце пионеров, где так интересно и так много друзей, где вместе с Мишей занимаются ребята из соседних школ: Таня Доронина и смешной, нескладный, но очень талантливый паренек Сережа Юрский.

Так что же самое важное: читать стихи, ставить пьесы или играть на сцене? Миша никак не мог решить. К этому времени на школьной сцене он поставил уже три спектакля: "Беда от нежного сердца", "Двадцать лет спустя" и "Снежок". В пионерском лагере под впечатлением спектакля Н. П. Акимова поставил пьесу С. Михалкова "Смех и слезы". Но, пожалуй, самый большой успех выпал на его долю, когда в школьном театре он сыграл роль Хлестакова. Миша сразу стал знаменитостью трех ближайших школ.

К окончанию десятилетки вопрос о выборе профессии был решен: Миша хотел быть только актером. Он совсем собрался подавать документы в Ленинградский театральный институт, когда приехала приемная комиссия театральной студии МХАТ.

По совету друга семьи, известного историка театра и критика Н. Д. Волкова, Козаков решил поступать в училище МХАТ.

На вступительных экзаменах Миша читал басню Крылова "Лгун", отрывок из романа М. Шолохова "Тихий Дон". Из семидесяти восьми экзаменовавшихся приняли троих. Среди них был и Козаков.

На курсе, куда поступил Козаков, актерское мастерство преподавали И. М. Раевский, П. В. Массальский, Б. И. Вершилов. Вместе с ним учились В. Сергачев, Т. Доронина, позднее пришел Е. Евстигнеев.

Первый курс окончился для Козакова неудачно: на экзамене по актерскому мастерству все получили "отлично" и только он с Сергачевым - "хорошо". Это было равносильно провалу и грозило исключением. После дебатов в деканате их решили условно оставить еще на один год.

Заугель. 'Вдали от Родины'

На втором курсе появились новые педагоги - В. П. Марков и О. Н. Ефремов. При распределении ролей в студийном спектакле Козаков получил роль Мехти в "Глубокой разведке" А. Крона.

Роль Мехти заставила педагогов внимательнее отнестись к Козакову. Работа оказалась талантливой, и Михаилу предложили сыграть роль Гастингса в спектакле четверокурсников "Ночь ошибок" Голдсмита. Играл Козаков и водевильную роль жениха в пьесе Лабиша "Два труса" и, наконец, удостоился самой высокой чести - вышел на сцену МХАТ в маленькой роли офицера в постановке В. Я. Станицына "Лермонтов" (по пьесе Бориса Лавренева).

Затем поездка на целину с мхатовским спектаклем "В добрый час", где Михаил играл Вадима Развалова. Именно здесь он получил известие из Москвы, что утвержден на роль Шарля Тибо в картине М. И. Ромма "Убийство на улице Данте".

На экзаменах по мастерству актеры играли "Как важно быть серьезным" Оскара Уайльда и "Глубокую разведку" Александра Крона. В "Правде" критик Н. Абалкин отметил талантливую работу студентов, среди лучших был назван М. Козаков.

Весна 1956 года. Получен диплом об окончании Школы-студии МХАТ, первая статья и фотография в центральной газете, вышел на экраны фильм "Убийство на улице Данте" и, наконец, приглашение в труппу Художественного театра! О чем еще мог мечтать молодой актер? И вдруг - новое предложение: роль Гамлета в знаменитом спектакле Н. П. Охлопкова! Это уже было из области чудес. Сыграть шекспировского героя в одном из ведущих московских театров, после гастролей Пола Скофилда, покорившего зрителей своим исполнением Гамлета, - задача необычайно сложная даже для очень опытного мастера.

Впервые перед Козаковым встала серьезная проблема: остаться в МХАТ или дерзнуть в роли Гамлета. Друзья отговаривали, предупреждали, что его ждет неминуемый провал, родные не верили в успех, сомневались... Он еще не пришел к окончательному решению, когда получил из Ленинграда язвительное, полное сарказма письмо от старого друга семьи Н. Д. Волкова, посоветовавшего ему кода-то пойти в студию МХАТ, в котором Николай Дмитриевич недвусмысленно намекал Мише, что "зрителям не нужны обезьяны в роли Гамлета".

И все-таки... все-таки это было чертовски соблазнительно!

Для предварительных переговоров Козаков отправился к Охлопкову на дачу в Переделкино.

В то лето Николай Павлович гостил у драматурга А. П. Штейна. В летней рубашке навыпуск он показался Михаилу необычайно молодым, красивым и артистичным. Николай Павлович попросил Козакова для начала что-нибудь почитать. Козаков прекрасно знал, для чего его вызвали в Переделкино, и заранее подготовился, решив читать Охлопкову английскую балладу "Королева Элионор".

Выслушав, Николай Павлович задумался и неожиданно спросил, не помнит ли он монолог Чацкого. Козаков гневно, с темпераментом стал обличать "старух зловещих, стариков, дряхлеющих над выдумками, вздором...", но тут же был прерван. Охлопков предложил ему сыграть своего рода этюд: Чацкий слышит разговор Софьи и Молчалина и пьет рюмку за рюмкой...

Козаков постарался представить себе самочувствие Чацкого и растерялся: прежние интонации совершенно не годились. Неожиданно для себя он стал читать проще, лиричнее, проникновеннее. Это удовлетворило Охлопкова, и тогда последовало официальное предложение: сыграть в Театре имени Маяковского роль Гамлета.

- Подумай, посоветуйся, а потом уж принимай решение, - сказал режиссер, провожая Михаила до калитки.

Обратный путь до станции Козаков не запомнил. Естественно, решение было принято еще в электричке. А осложнения начались, как только Козаков объявил в МХАТ, что уходит в Театр имени Маяковского. Администрация не хотела отпускать, педагоги восприняли решение Козакова как предательство, В. Я. Станицын перестал здороваться, друзья молчали.

Охлопков предложил Михаилу снять на лето дачу в Переделкине, чтобы встречаться ежедневно и потихоньку работать над ролью. Но когда, перебравшись в Переделкино, Михаил явился в назначенное время к Николаю Павловичу, оказалось, что того вызвали в министерство, на другой день он уехал в театр, на третий-была назначена важная встреча с делегацией. За лето они встретились всего три раза: два раза бродили по лесу и один раз в театре, в коротком перерыве между репетициями.

Козаков подготовил к встрече с Охлопковым одну из центральных сцен роли, но, взглянув нечаянно во время монолога на Николая Павловича, запнулся и с ужасом увидел, что тот зевает.

В конце лета Охлопков и вовсе предложил Мише поехать к морю, отдыхать.

- Возьми роль, - сказал он, - учи текст, а осенью явишься на сбор труппы.

Так они и расстались... до генеральной репетиции.

Но Миша уже не знал ни отдыха, ни покоя. Бродя по гагринскому пляжу, он учил текст, читал знакомым целые сцены, декламировал, спорил и так досаждал всем и изводил окружающих, что к концу своего пребывания на юге неожиданно обнаружил, что остался в полном одиночестве: при его приближении даже самые преданные друзья спешили незаметно исчезнуть.

Е. Добронравова - Надя, М. Козаков - ротмистр Черемисов. 'Золотой эшелон'

Осенью Театр имени Маяковского гастролировал в Ленинграде Миша приехал туда, горя желанием репетировать Гамлета. Но его ввели в "Аристократы", дали небольшую роль в "Гостнинице Астория" и... казалось, прочно забыли!

А как же Гамлет? После недолгих раздумий его послали к режиссеру А. Кашкину, который работал с Охлопковым над спектаклем.

Кашкин недоверчиво смерил взглядом нового претендента на роль Гамлета и усмехнулся:

- Восьмой Гамлет! Ну что ж, посмотрим, что вы умеете!

Начались репетиции, долгие, упорные, кропотливые. 22 ноября на первой генеральной репетиции показали Охлопкову, и 25-го, воскресным утром, состоялся дебют.